Да это и есть дом, дом под землей. Здесь будет безопасно и даже уютно после самой жестокой атомной бомбардировки и применения бактериологического оружия.
Убежище стоило двадцать тысяч долларов.
Пока Фостер молча глядел на витрину, из магазина на темный тротуар вышел один из продавцов, направляющийся в кафетерий.
Привет, сынок, — машинально сказал он, проходя мимо. — Недурно, правда?
— Можно мне зайти туда? — быстро спросил Майк Фостер. — Можно мне спуститься в убежище?
Продавец остановился, узнав мальчика.
— А, так ты тот самый хулиган, — медленно произнес он, — который вечно тут околачивается…
— Я хотел бы зайти туда хоть на несколько минут. Я ничего не испорчу, клянусь! Даже не притронусь ни к чему!
Продавец был молод, светловолос и незлобив. Он колебался. Этот липучий парнишка уже надоел. Но у него есть родители — то есть потенциальные покупатели. Торговля идет вяло, в конце сентября спрос еще невелик. С другой стороны, нет смысла привлекать малоимущих — они только зря тратят время, портят оборудование и не прочь что-нибудь украсть, если зазеваешься.
— Нет, — отрезал продавец. — Пришли лучше сюда своего отца. Он видел наши новинки?
— Видел, — выдавил Майк Фостер.
— Так чего же он ждет? — Продавец хозяйским жестом указал на сверкающую витрину. — А за его старую модель мы дадим неплохую цену… У вас какое убежище?
— Никакого, — ответил Майк Фостер. Продавец оторопело застыл.
— Что-что?
— Отец говорит, что это пустая трата денег. Он говорит, что людей просто пугают, чтобы заставить их покупать ненужные вещи. Он говорит…
— Твой отец анти-Г?
— Да, — вздохнул Майк Фостер.
Продавец присвистнул.
— Ну ладно, парень. Жаль, что у нас ничего не получится. Ты не виноват. — Он помолчал немного и добавил: — А что это с ним? В НАТС-то он участвует?
— Нет.
Продавец тихо выругался. Вот он, паразит, живущий в безопасности потому, что все остальные отдают тридцать процентов своего дохода на систему обороны. В каждом городе, в каждом местечке находится горстка таких отщепенцев.
— А как к этому относится твоя мать? Они заодно?
— Она говорит… — Майк Фостер замолчал. — Ну, можно я зайду? Хоть разок?
— Нет. Здесь демонстрационный зал, а не площадка для игр. — В продавце проснулось любопытство. — Интересно, как становятся анти-Г? Твой старик всегда придерживался таких взглядов, или его просто какая-то муха укусила?
— Он говорит, люди уже накупили достаточно автомобилей, посудомоечных машин и телевизоров. Говорит, что НАТС и бомбоубежища никому не нужны, однако заводы могут производить оружие и противогазы бесконечно, и пока люди боятся смерти, они будут покупать все это. Он говорит, что человек в конце концов устает каждый год приобретать новые автомобили, но никогда не перестанет покупать новые бомбоубежища, чтобы обезопасить своих детей.
— Ты во все это веришь? — спросил продавец.
— Я хотел бы, чтобы у нас было убежище, — сказал Майк Фостер. — Если бы у нас было убежище, я бы спал в нем каждую ночь. И знал бы, что делать, когда оно понадобится.
— Может, войны и не будет, — произнес продавец. Он почувствовал страх мальчика, страх и растерянность, и доброжелательно ему улыбнулся. — Не стоит все время волноваться. Ты, наверное, слишком много смотришь видео — брось, лучше поиграй.
На поверхности небезопасно, — сказал Майк Фостер. — Нам надо быть внизу. А мне некуда пойти.
— Все-таки присылай сюда своего старика, — пробор мотал продавец. — Вдруг удастся его уговорить. Может, в рассрочку… Пусть спросит Билла О'Нейли. Хорошо?
Майк Фостер медленно побрел прочь по темной вечерней улице. Он понимал, что надо идти домой, но налившиеся тяжестью ноги не слушались, тело ныло от усталости, а голова была как ватная. Накатившая усталость вызвала в памяти слова учителя физкультуры. Позавчера, во время занятий по задержке дыхания, когда ученики, набрав в легкие воздуха, бежали установленную дистанцию, Майк оплошал: остановился раньше всех и судорожно закашлялся, пытаясь отдышаться.
— Фостер, — сердито закричал учитель, — ты мертв! Понимаешь? Будь это настоящая газовая атака… — Он удрученно покачал головой. — Ступай и потренируйся дополнительно. С такой подготовкой тебе не выжить.
Но Майк и не надеялся выжить.
Когда он ступил на крыльцо дома, в гостиной уже горел свет. Отчетливо доносился голос отца, чуть менее внятно слышались ответы матери из кухни. Майк закрыл за собой дверь и начал расстегивать пальто.
— Это ты? — спросил отец. Боб Фостер сидел в кресле, на коленях лежала груда отчетов из его мебельного магазина. — Ты где пропадал? Ужин давно готов.
Он снял пиджак, закатал рукава рубашки; руки были белые и тонкие, но мускулистые. Несмотря на усталость, он внимательно пробегал большими темными глазами документы, время от времени приглаживая редеющие волосы.
— Прости, — сказал Майк Фостер.
Отец взглянул на часы; пожалуй, единственный на свете человек, который до сих пор носил часы.
— Помой руки. — Он поднял глаза на сына. — Ты как-то странно выглядишь. Ничего не случилось?
— Я был в центре, — произнес Майк Фостер.
— Что ты там делал?
— Смотрел на убежище.
Отец взял стопку листов и раздраженно убрал ее в папку. Его тонкие губы сжались, лоб прорезали глубокие морщины.
Часть бумаг рассыпалась; он хмыкнул и, болезненно скривившись, нагнулся за ними. Майк, и не думая помочь, отдал пальто автоматическому гардеробщику. В комнату вошла мать, она катила перед собой столик с ужином. Они ели молча, сосредоточенно жуя и не глядя друг на друга. Наконец отец произнес:
— Ну и что ты там увидел? Все тот же старый хлам, я полагаю?
— Новинку. Модель 1972 года, — ответил Майк фостер.
— Ничем не отличающуюся от модели семьдесят первого.
Отец со злостью отбросил вилку; столик поймал ее и поглотил.
— Чуть больше мишуры, чуть больше хрома. — Он с вызовом посмотрел на сына. — Разве не так?
Майк Фостер угрюмо ковырял вилкой цыпленка.
— У новой модели незастревающий лифт. В него нужно лишь зайти — потом можешь ни о чем не беспокоиться.
— А в следующем году появится модель, которая сама будет приглашать тебя в кабину!.. Все эти новинки мгновенно стареют, стоит только их купить. Этого-то они и добиваются — чтобы ты все время покупал, все время! 1972 год еще не наступил. Неужели им так не терпится?
Майк Фостер молчал. Он слышал все это уже тысячу раз. Отец спорил громко, страстно, но неубедительно.
— Давай тогда купим старую модель, — выпалил Майк. — Мне все равно, сойдет любая. Даже подержанная.
— Не-ет, ты хочешь непременно новую — хромированную и блестящую, чтобы похвалиться перед соседями. Уйма верньеров, переключателей и кнопок… Сколько же такая стоит?
— Двадцать тысяч.
Отец с шумом выпустил воздух.
— Вот так, да?
— Можно платить в рассрочку!
— Ну да — всю свою жизнь… Какую дают гарантию?
— Три месяца.
— А потом они прекращают очищать и обеззараживать. Ломаются, как только истекает срок гарантии.
Майк покачал головой.
— Нет. Они большие и прочные.
К лицу отца прилила кровь. Он был низкорослый, хрупкий на вид. Перед его глазами вдруг пронеслась вся нелегкая жизнь — утраченные иллюзии, потери и поражения; экономия, экономия и еще раз экономия, сцепить зубы и держаться за то, что есть: семья, работа, жалкие гроши; упрямо карабкаться наверх, пройти весь путь от продавца до управляющего и наконец владельца…
— Нас специально запугивают — лишь бы не было спада производства! — закричал он на жену и сына. — Лишь бы не допустить еще одной депрессии!