На следующее утро противник в течение двух часов методически бил по левому флангу. Только снаряды ложились почему-то со значительным недолетом. Рамазан недоумевал:
— Они что, умом поизнахратились?
Сашка опять поучал:
— Это ты изнахратился. Не видишь, что их дерет?
— Не пойму.
— А вон, смотри! Пограничный столб наши ночью подняли… Вот по нему и полощут… Не надо им тут границу, дальше идти охота!
Зимой оборона стабилизировалась. Фашисты, если перефразировать известную русскую пословицу на баварский лад, обожглись на молоке и дули водку. Бывали дни — ни с той, ни с другой стороны — ни звука. Лишь ракеты постоянно висели над окопами да гигантские лучи прожекторов ходили вдоль укреплений. Играли в небесах величественные сполохи, иногда подолгу стояли над плоскогорьем, мерцая в вышине. Носились над блиндажами, землянками и траншеями вихри, запрессовывая ложбины и кустики тугими мелкосыпчатыми суметами.
С прибытием подкрепления были почти полностью укомплектованы батальоны, приведены в порядок блиндажи, траншеи, ходы сообщения. Войска зажили своим военным хозяйством. Война — не только рвущиеся в бой солдаты или изрыгающие смерть пушки. На войне воюет все — кухня и артсклад, каптерка и вошебойка, санбат и хозвзвод, трофейная команда и портные. На войне все важно: пуговица на штанах и бомбардировщик дальнего действия. Хозяйство! Именно так и называли войсковые подразделения во время войны — «Хозяйство Козьмина», «Хозяйство Петрова», «Хозяйство Кривошеенко». От хорошо налаженного хозяйства зависит успех всякой операции.
Оставалось в батальоне после осенних боев всего два лейтенанта, политрук да несколько сержантов и старшин, в том числе и Сашка. А сейчас и штаб появился, и ротные, и взводные все на местах, и старшины. Все приказы по инстанциям пошли. Как говорится, прежде ротного и старшина выпить «не моги».
Сашку Лопатина, Рамазана и других ребят, не оставивших позиции, наградили медалями «За отвагу» и вскоре направили на снайперские курсы, в Мурманск.
— Откуда родом? — спрашивал их в штабе комбат. — Из Казахстана? Охотники?
— Так точно, товарищ майор! — отвечал Сашка.
— На какого же зверя?
— А для чего вам, товарищ майор? — растревожился Сашка, потому что сроду в жизни ни на кого не охотился.
— Надо, значит.
— На гагар я ходил, — соврал Сашка, — а вот брательник мой, Рамазан, он и лисиц бивал!
— В снайперскую школу пойдете. Фашистского зверя добивать будем, понятно?
Комбат был низковат ростом, но плотен, с крепкой, как дубовый комель, шеей и стрижеными ежиком волосами. Вся его мощная, затянутая ремнями фигура дышала недюжинной силой. Проницательные серые глаза то были необыкновенно приветливы, то зажигались холодной суровостью. Он сам лично побеседовал с каждым будущим снайпером, потом построил всех у штаба в шеренгу и попрощался хорошими словами:
— Не на отдых посылаем, на учебу. Поняли? — это было любимое словечко батальонного. — И ждем вас обратно только с отличными оценками. Поняли?
— Понятно, товарищ майор!
— Тогда счастливенько вам, ребята!
Не трудно было догадаться: комбат, устраивая свое военное хозяйство, направляя на учебу солдат, собирался всерьез расчесться с добытчиками «жизненного пространства». За делом прибыл. Сразу видно, по походке да по поглядке.
И все-таки для приехавших с «передка» снайперские курсы были отдыхом: ни боев, ни строевых занятий, подъем в полседьмого. Учеба, конечное дело, трудна, но знакома: маскировка, наблюдение, стрельба. И кормили, прямо сказать, на совесть: суп — сколько хочешь хлебай, хоть две, хоть три порции и компоту, на верхосытку, тоже пей — не хочу.
От этой нетяжелой жизни Сашка вскоре начал искать себе матаню. И нашел быстро, в гарнизонном кинотеатре. Маленькая, хрупкая, в пушистой эскимоске, она сидела в зале, заполненном военными, одна-одинешенька, робкая, как маленький зверек.
Сашка с ходу излил ей всего себя: одинокий, страдает и нет ему никакой дальше жизни без подруги. Она смеялась, показывая реденькие беленькие зубки, говорила, что работает в госпитале, а «кем не скажу». При расставании шепнула:
— Если хочешь встретиться, приходи завтра вечером, после отбоя. Наживулил?
— Еще как! Все понятно.
Однако Сашкины намерения сбил знакомый сержант-пулеметчик.
— Ты зря с этой кнопкой связываешься. К ней наш ротный ходит. Смотри!
— Не может быть. В кино одна сидела.
— Его подкарауливала. Окрутить хочет, а он, понимаешь, женатый!