Саймак Клиффорд Дональд
Фото битвы при Марафоне
Клиффорд Д. Саймак
Фото битвы при Марафоне
Не пойму, зачем я излагаю это на бумаге. Я профессор геологии, и для такого ученого сухаря мое занятие должно являть собой верх бессмысленности, пустую трату ценного времени, которое стоило бы провести в работе над давно задуманным, но часто откладываемым в долгий ящик трудом о Докембрии -- кстати сказать, ради этого мне и дали полугодичный академический отпуск, болезненно сказавшийся на моем банковском счету. Будь я писателем, я мог выдать свою повесть за плод фантазии -- но зато получил бы шанс предъявить ее вниманию публики. Или хотя бы, не будь я черствым и бездушным профессором колледжа, можно было бы выдать эти записки за отчет о реальных событиях (собственно говоря, так оно и есть на самом деле) и отправить их в какой-нибудь из так называемых информационных журналов, заинтересованных лишь в голой сенсации и делающих упор на поиски затерянных сокровищ, летающие тарелки и прочее -- и опять-таки, с изрядной вероятностью, что рукопись увидит свет, и хотя бы самые тупоголовые читатели примут мой рассказ на веру. Но солидному профессору не пристало писать для подобных изданий, и если я отступлю от этого правила, то смогу в полной мере испытать осуждение академической общественности. Разумеется, можно прибегнуть к различным уловкам; к примеру, публиковаться под вымышленным именем и менять имена персонажей -- но если бы даже эта идея не отталкивала меня (а это имеет место), толку все равно было бы мало: слишком многие знают эту историю хотя бы частично -- следовательно, легко могут вычислить и меня.
Несмотря на вышеперечисленные аргументы, я полагаю, что все-таки обязан изложить случившееся. Белый лист, исписанный моими закорючками, может в какой-то степени сыграть роль исповедника и снять с моей душу груз не разделенного ни с кем знания. А не исключено, что я подсознательно надеюсь при более-менее последовательном изложении событий суметь наткнуться на то, мимо чего прошел прежде, а заодно отыщу оправдание своим действиям. Читателям этих строк (хотя таковые вряд ли найдутся) следует сразу же уяснить себе, что я практически не понимаю побудительных мотивов, толкающих меня на осуществление этой глупой затеи. И тем не менее, если я собираюсь когда-нибудь дописать книгу о Докембрии, придется сперва все-таки дописать этот отчет. Пусть призрак будущего пребывает в покое, пока я блуждаю в прошлом.
Никак не могу решить, с чего начать. Я осознаю, что мои статьи в академических журналах никоим образом не годятся в качестве образца, но насколько я понимаю, любая литературная работа должна хоть в какой-то степени подчиняться логике, а значит, изложение следует вести более-менее по порядку. Так что, пожалуй, лучше всего начать с медведей.
Это лето выдалось для медведей нелегким. Ягода не уродилась, а желуди не созреют до самой осени. Медведи ищут съедобные корни, в поисках личинок, муравьев и прочих насекомых роются в трухлявых колодах, трудолюбиво и с отчаянием подолгу откапывают какую-нибудь ничтожную мышку или суслика, или без особого успеха пытаются добыть в ручье форель. Некоторые, подгоняемые голодом, перебрались из лесов поближе к человеческому жилью или рыскают в окрестностях санаториев, по ночам выходя из логова, чтобы совершить набег на мусорные контейнеры. Это вызвало большой переполох. Двери и окна на ночь запирают, задвигают засовами и закрывают ставнями. Мужчины старательно начищают и смазывают оружие. Не обошлось, разумеется, и без стрельбы, жертвами которой пали тощий мишка, бродячий пес и корова. Отдел фауны Государственного депармамента по делам заповедников издал столь характерный для закоренелой бюрократии тяжеловесный и помпезный циркуляр, в котором рекомендуется медведей не трогать, так как они голодны, а следовательно раздражены и могут представлять опасность.
Через день-другой после выхода циркуляра смерть Стефана подтвердила правильность этих рекомендаций. Стефан был сторожем Вигвама -охотничьего домика среди холмов, всего в полумиле от нашей хижины. Мы с Невиллом Пайпером выстроили ее не меньше двенадцати лет назад, приезжая сюда из университета и работая по выходным, так что несмотря на ее скромные габариты, на строительство ушло два года.
Будь я мастером пера -- тут же углубился бы в детали строительства, а заодно попутно приплел бы все необходимые сведения. Но статьи по геологии, предназначенные для ученых журналов, не приучают к изяществу стиля, так что подобные выкрутасы с моей стороны будут выглядеть неуклюже и тяжеловесно. Будет лучше, если я не стану путаться, прервусь на этом и сообщу все, что знаю о Вигваме.
Собственно говоря, ни мне, ни другим почти ничего о нем не известно. К примеру, Дора уже не первый год испытывает глубокое негодование по отношению к редким посетителям Вигвама только за то, что не может ничего о них выведать. Надо сказать, что Дора заправляет Торговым Постом (не правда ли, неожиданное название для старомодного универсального магазинчика, стоящего у развилки дорог по пути из долины в холмы?). О приезжих она знает наверняка только то, что они приезжают из Чикаго, хотя всякий раз ухитряются миновать Торговый Пост как-то незаметно. Дора знает почти всех летних обитателей холмов; по-моему она с годами привыкла считать их собственной семьей, знает их по именам, знает, где и на что они живут, плюс еще кое-какая причитающаяся сюда любопытная информация. Например, ей известно, что я уже не первый год пытаюсь написать книгу, и прекрасно осведомлена, что Невилл не только прославился как знаменитый специалист по истории древней Греции, но и широко известен в роли фотографа-пейзажиста. Она ухитрилась раздобыть три или четыре альбома размером с журнальный столик, в которых использованы снимки Невилла, и показывает их всем посетителям, наперечет знает все награды, присужденные ему за серию фоторабот об астрах. Ей известно о его разводе, о повторной женитьбе, оказавшейся ничуть не более удачной, чем первая. И хотя ее познания не грешат чрезмерной точностью, зато в обилии деталей им не откажешь. Дора осведомлена, что я ни разу не женился, и попеременно то подвергает меня гневной и сокрушительной критике, то проникается ко мне сочувствием. Так и не пойму, что же бесит меня больше -- ее гнев или ее сочувствие. В конце концов, нечего совать всюду свой нос, но она ухитряется быть любой дыре затычкой.
Если говорить о техническом прогрессе, то здешние холмы сильно отстали. Нет ни электричества, ни газа, нет даже почты и телефона, так что роль последних выполняет Торговый Пост. Эта роль, да еще бакалея и прочие мелкие товары превратили его в своеобразный пуп земли для летних жителей. Если вы намерены прожить здесь хоть какое-то время, то без почты не обойтись; что до телефона -- то ближайший находится в Торговом Посту. Разумеется это не очень удобно, но большинство приезжих не придает этому значения, ведь они оказались здесь именно в поисках убежища от внешнего мира. Многие живут не дальше нескольких сотен миль отсюда, хотя некоторые приезжают с самого Восточного побережья. Как правило, эти гости летят до Чикаго, пересаживаются на "Стремительную Гусыню" до Сосновой Излучины, милях в тридцати от холмов, а остаток пути одолевают на прокатных автомобилях. "Стремительная Гусыня" принадлежит "Северным авиалиниям", местной компании, обслуживающей небольшие городки на пространстве четырех штатов. Техника у них древняя, зато на компанию можно положиться: самолеты как правило поспевают к сроку, а процент аварийности на этой трассе -- самый низкий на земле. Для пассажира есть лишь один риск: если над какой-нибудь посадочной площадкой окажутся скверные погодные условия, пилот даже не станет пытаться приземлиться; он просто пропустит этот пункт назначения. На посадочных полосах нет ни иллюминации, ни радиовышек, так что в случае бури или тумана пилот просто не испытывает судьбу; быть может, именно этим и объясняется низкая аварийность. О "Стремительной Гусыне" ходит множество дружеских анекдотов, по большей части не имеющих под собой реальной почвы. Например, в Сосновой Излучине никому ни разу не приходилось прогонять оленя с посадочной полосы, чтобы самолет мог сесть. Лично я за эти годы проникся к "Стремительной Гусыне" глубокими чувствами -- не за доставку, ведь я ни разу не летал на ней, а за строгую регулярность полетов над нашей хижиной. Скажем, когда я во время рыбалки слышу приближающийся звук мотора, то опускаю удочку и наблюдаю за ее пролетом, так что со временем привык поджидать ее появления, будто боя часов.