- Буду лучше, если ты перестанешь говорить, как подросток в период пубертата.
- Прости, целый день были мамочки с дитятками, которые уже по возрасту сами годятся в родители. А по факту – нечто с мозгами, застрявшими в возрасте тринадцати лет.
Я не сдержала смешка, а после продолжила слушать Дашку.
- Он на тебе помешан. Повернут, я бы сказала. Причем с каждой фоткой, присланной тебе, у него винты по новому кругу крутятся.
- В смысле?
- Первую фотку он отправил тебе как провокацию. Прощупал почву, и выбил её из-под ног. Остальные две – сигнал. Что уж он тебе хочет сказать – я не знаю, Жень. Хоть убей. Но что-то явно хочет.
Во время разговора мне звонят по второй линии, и я не думая сбрасываю, внимательно вслушиваясь в монолог Дашки. Она говорит про сами фотки, про надпись, про её форму.
- Не знаю, буквы печатные. Написаны вручную.
- Фотки без потертостей и изломов? Нет…. Знаешь, я бы на твоем месте в ментовку написала.
- И чего они сделают?
- Установят слежку, наверное. Я в этих делах не особо разбираюсь, так, просто говорю. А что тебе еще делать? Я все понимаю – любовь-морковь, но тут уже, понимаешь, дело дошло до вторжения в личную жизнь. Мы, конечно, не в Америке, но у нас за такое тоже судят.
Я молча слушала подругу, просматривая фотки опять. Только я знаю, что он мне хочет сказать? Видимо, нет. Или я не настолько умная, чтобы его посылы воспринимать.
На телефон приходит сообщение – ощущаю вибрацией под ухом.
«Два».
- Вот блять, - не сдерживаюсь и шиплю в трубку, на что Дашка подавляет истеричный смешок и спрашивает у меня о том, что же заставило меня матернуться.
Отвечать вообще на эту тему не хотелось, но и свернуть разговор тоже не получится, уж я-то знаю. На все завершение нашего разговора уходит примерно пару минут, и я бросаю телефон на стол. Чайник уже теплый, а я терпеть не могу теплый чай, поэтому ставлю его снова.
Два.
Что значит его два?
Как бы я не фырчала на своего босса, на его повадки, но где-то я понимала в глубине души, что его внимание к моей персоне мне нравится. До звезд перед глазами. Обламывала только мысль о том, что я могу быть очередным развлечением, игрушкой, которая так реагирует на каждое его слово. Он же помыкает мной, как хочет, вертит в руках словно кукловод марионетку.
Надежда, что он мне симпатизировал – жила. Но я не девочка в розовых очках, что сразу после такого будет вешаться парню на шею и кричать слова о вечной любви. Да и не верю я в такую вечную любовь. Сопли разводить не привыкла, как и заводить романы на рабочем месте.
Чем я могла его привлечь? Разве что тем, что уже полтора года работаю на него и выполняю любую его прихоть. Взгляд примостился? Может быть.
И все же… и все же от осознания того, что он испытывает ко мне интерес… пускай и такой – физический, похотливый и низменный – сердце пропускало удар, а возбуждение тонкими нитями оплетало тело.
От дум меня вывел звонок. На телефон.
Миллер.
- Да?
- Открой дверь.
- Что? – я теряюсь в его двух словах. И абсолютно не понимаю, что происходит.
- Ты специально меня из себя выводишь? – от растерянности я молчу, будто набрала в рот воды. Сказанное медленно начинает до меня доходить. Он приехал ко мне домой. Марк Эдуардович – мой босс – приехал ко мне домой. Черт.
Мое молчание он трактует по-своему и усмехается.
- Три, Котова.
Раздается звонок в дверь.
От такого внимания мне становится страшно, и этот страх сковывает тело по ногам. Лишь когда кажется, что дверной звонок охрип от звучания и нажима, я добираюсь до коридора в два быстрых шага. И даже в глазок не смотрю – дрожащими руками дверь открываю.
Да.
Миллер стоит. В пиджаке и рубашке серой без галстука. Возвышается, как скала снежная, смотрит на меня так же холодно, будто пришпиливает меня ледяными иглами к стенке.
Я его в дом не приглашала, да кто ж меня спрашивал, да? Входит сам, одним движением закрывая дверь с грохотом.
- Я же сказал, Котова, - шепчет он мне прямо в ухо, вжимая мое тело в стену. Безвольная кукла в руках кукловода. Хватка на руках сильная, крепкая, он сжимает запястье, но я не чувствую боли, только извращенное желание подчиняться. Особенно когда колено вклинивается меж бедер и подсаживает меня. Выше. – Три, Евгения Викторовна. Пора отдавать должок.
Глава пятая
Я смотрела на него полными непонимания глазами. В голове вертелось иррациональное желание подчиниться ему, поддаться этим ледяным глазам и мягким губам, этим настойчивым прикосновениям, что разжигали во мне бушующее пламя эмоций.