Этот снимок, предназначенный, вероятно, для какого-нибудь кинематографического журнала, неизбежно должен был получиться до ужаса банальным, но у настоящего художника не бывает тривиальных сюжетов. Старый Турнетт, который учил Марсиаля Гора мастерству фотографа, как-то раз высказал эту мысль, а потом, словно заповедь, часто повторял ее. Гор проникся этим наставлением, а с тех пор, как увечье вынудило фотографа ограничить себя подобными сюжетами, даже цеплялся за него с каким-то отчаянным упорством, словно за религиозную догму.
Для Гора с его критическим, придирчивым взглядом, с его быстрыми, ловкими пальцами юная киноактриса играла, конечно, важную роль — однако не большую, чем освещение, диван или ваза с цветами, которую девушка пожелала поставить рядом с собой. Ни разу не отвлекло его от поставленной цели (нужная поза) то трогательное и одновременно соблазнительное зрелище, которое представляла собой лежащая на подушках полуобнаженная девушка со следами недавнего волнения на лице и явно готовая подчиняться всем его желаниям.
Он ходил взад-вперед, нахмурив брови, и все его мышцы были напряжены от постоянной озабоченности, от стремления не упустить ни единой детали, способной участвовать в создании целостного образа; он был настолько захвачен работой, что забывал о своей искусственной ноге и спотыкался о неказистый коврик. Особенно много хлопот доставила ему испытывавшая его терпение непокорная ляжка, никак не желавшая естественным образом вписаться в ансамбль. Она то притягивала к себе все лучи света, то, напротив, тонула в полумраке, постоянно внося какую-то нелепую ноту, какой-то диссонанс в гармонию, которую он пытался создать. Он бесконечно долго искал для злополучной ляжки приемлемое положение, сперва нежно манипулировал ею, а потом начал бесцеремонно выворачивать ее, отчего на глазах у девушки опять выступили слезы. Потом он на мгновение оставил ляжку в покое, но лишь для того, чтобы раздраженно схватить непослушную грудь и грубо укротить ее выпуклость, норовившую выйти за строгие рамки искусства.
Иногда, решив, что идеальная композиция найдена, он быстро оставлял лежащее тело и настолько быстро, насколько позволяла ему его несчастная нога, подскакивал к своему аппарату, закрепленному теперь на штативе. Он смотрел на выстроенный им кадр через видоискатель, после чего, с досады ругнувшись, так же поспешно возвращался к предмету изображения, чтобы поправить какую-нибудь вдруг показавшуюся ему неточной деталь.
— Ты можешь со мной говорить, слышишь, — сказал он ворчливым тоном, видя, как она покорно соглашается со всем, что он делает, не смея раскрыть рта. Тогда ты, может быть, будешь смотреться более естественно, — добавил он сквозь зубы. — Задавай мне вопросы. Смелей, не бойся. Я уверен, тебе ведь хочется узнать, как я потерял ногу.
Уже несколько минут он пребывал в полном отчаянии из-за отсутствия осмысленного выражения в ее взгляде и сейчас ломал себе голову, подыскивая тему, которая смогла бы заполнить эту ужасающую пустоту. Ему показалось, что в тот момент, когда он сказал ей о своем ранении, в ее зрачке зажегся огонек.
— У вас была опасная профессия? — спросила она.
Во взгляде появился какой-то новый свет. Она схватила наживку. И он попытался развить тему.
— Довольно опасная. Я был, как и сейчас, моя красавица, фотографом, но только работал в другом месте.
— На войне?
— Соображаешь. От тебя ничего не утаишь…
Теперь она заинтересовалась до такой степени, что забыла о том, что находится под прицелом объектива, — цель, которой он как раз всегда пытался достичь в подобных случаях.
— …На войне, именно так. Я участвовал даже в нескольких войнах, если хочешь знать. Вот это, — он указал на ногу, — это память о моей последней войне, об алжирской… Вот, наконец, тот взгляд, которого мне хочется от тебя добиться. Продолжай со мной разговаривать. Попробуй думать, слышишь, думать, я тебя умоляю. Твоя физиономия начинает становиться почти человеческой.
Он вскочил, допрыгал до аппарата и стал долго и тщательно его наводить, манипулируя кнопками.
— Вас ранило? Пуля попала?
— Несколько пуль, крошка, то, что называют очередью, если использовать технические термины. Алжирцы поджидали нас у места приземления.
— Вы были на самолете?