Я сглотнула, кожей ощущая затянувшееся молчание.
– Ты можешь подсказать мне, как… как лучше встать? – прошептала я, чтобы заполнить словами слишком вязкую тишину между нами.
Он ухмыльнулся.
– Могу, – его рука поддела мой подбородок. – Я знаю много отличных поз.
Я стояла чуть дыша, съедая его глазами, запоминая всё – каждый миллиметр прикосновения его сильных пальцев, каждый взгляд насмешливых голубых взгляд, каждое движение губ.
– Например, ты можешь встать спиной ко мне и тянутся к чему-то на верхней полке.
Он развернул меня, как куклу, спиной к себе и вытянул мои руки над головой. Там вверху и впрямь была полка, и я замерла в такой позе, а Егор… его руки скользнули вдоль всего моего тела вниз, запуская цепочки мурашек – по рукам, потом по груди, затем по оголенной коже талии… Его ладони были такие горячие! И когда они замерли на моих бёдрах, словно в раздумьях, я, не отдавая себе отчёта, слегка отставила попу назад… на встречу ему. И он с рыком ответил, дёрнувшись вперёд и до боли вжав в меня в столешницу – так сильно, что я… я почувствовала его желание.
Ухватившись руками за полку, я немного раздвинула ноги – это был просто рефлекс моего тела от ощущения… силы его желания. И от собственной потребности почувствовать его там, у себя… в себе.
Егор… сразу нырнул пальцами мне в трусики, словно мое движение было для него приглашением. А затем… затем он вставил в меня один палец, и из моей груди вырвался стон – так мне хотелось этого и так было этого мало!
Я подалась чуть назад, но он вдруг вытащил палец, отстранился от меня и сильно шлепнул по попе. Я охнула от неожиданности и от внезапного холода, а Егор, склонившись к моему уху, произнёс с издевкой:
– Извращенка.
Мои щёки вспыхнули. Он мстил мне за тот раз, когда я назвала его “извращенцем”! Я с тревогой развернулась – ведь он не уйдёт сейчас? Потому что иначе… что мне делать с этим тянущим ощущением внизу живота?
Но Егор не ушёл. Он лишь спрятался за объективом и сделал пару кадров.
– Отдышись, – насмешливо бросил мне он и пошёл за пакетом с едой.
Я знала, что там была кока-кола и взбитые сливки – всё, что пришло в голову Константину в качестве реквизита для съёмок, но Егор, заглянув в пакет, хохотнул:
– А командос-то всё предусмотрел.
Я бросила на него вопросительный взгляд, но он никак не пояснил эти слова. Только принёс мне банку колы и хорошенько ее взболтал.
– Открывай.
Я нерешительно взяла ее, понимая, что сейчас окажусь вся в пене, но делать было нечего. Аккуратно подцепив пальцем открывашку, я дернула ее на себя, и из банки вырвалась высокая струя коричневой пены. Я взвизгнула и отшатнулась назад, но пена все равно оказалась на моей груди. Футболка моментально намокла.
– Отлично, – одобрительно кивнул Егор, делая кадр за кадром. – Теперь пей.
Я сделала пару глотков, но банка была мокрая, и липкая пена потекла по моей шее и рукам, щекоча меня и затекая чуть ли не в нос. Я фыркнула и неожиданно для самой себя вдруг рассмеялась. Егор ответил мне улыбкой – такой, какую я у него ещё не видела – широкой и открытой. Не ухмылка и не насмешка, а именно улыбка, простая и приятная. Она согрела меня и позволила наконец расслабиться.
Я села прямо на столешницу и, подтянув одну ногу к себе, допила всю колу из банки.
– Откинься назад, на локти, – вдруг предложил Егор.
Я послушно выполнила его просьбу, и он, взяв пульт от фотоаппарата, подошёл ко мне с бутылкой взбитых сливок в руках.
– Запрокинь голову назад, – скомандовал Егор и добавил чуть хрипло. – И приоткрой ротик.
Я сделала всё в точности, как он просил, – почти легла в мокрой футболке и… и да, в мокрых трусиках на стол. Откинула голову назад, приоткрыла рот и взглянула на него – мужчину всех моих фантазий. Я была готова – для чего угодно. Для съёмок, для… секса – для всего, но он выбрал первое.
Егор сделал пару кадров с пульта, а затем выдавил сливки прямо мне в рот, напряжённо разглядывая всю меня – рот, грудь и… и там, ниже, где всё так настойчиво просило о большем. Он стоял совсем рядом со мной, и я видела, как потемнели его глаза, когда я высунула язык, слизывая остатки сливок.
Но Егор все же держал себя в руках – фотографировал, нажимая кнопку на пульте, а затем пошёл проверить результат. Чуть сдвинув фотоаппарат, он вернулся ко мне и сказал:
– Ещё раз.
Я с готовностью открыла рот, и он снова выдавил сливки. Это было так вкусно и так волнующе – лежать перед ним почти голой, слишком мокрой и такой послушной – что я невольно прикрыла глаза от удовольствия, от трепета, от уже с трудом сдерживаемого желания. Не знаю, что случилось – возможно, я дернулась или у Егора дрогнула рука, но так или иначе сливки оказались на моей шее. Ойкнув от неожиданности, я распахнула глаза и резко села. Егор среагировал так же быстро, тут же вклинившись между моих ног, перехватив мои руки в воздухе, не дав мне самой стереть сливки, и… впившись в мою шею то ли с поцелуем, то ли с укусом, то ли с голодом.