Я внимательно (и отчасти, чтобы угодить жене, но отчасти и из проснувшегося любопытства и обычного для людей моих занятий соглядатайского инстинкта) осмотрел машину, разглядел сквозь мутноватое, небрежно протертое стекло немногим больше пятидесяти тысяч на спидометре, подметил, что автомобиль слегка битый — краска на левом крыле подновлена и другого оттенка, левый передний скат обрызган из пульверизатора (скорее всего, чинился не на станции). Легко было заключить, что автомобиль этот приобретен совсем не из последних сил на деньги, занятые у тещи и набранные по знакомым, симпатичная мне небрежность сквозила во всем, машина содержалась отнюдь не как предмет гордости и престижа, хозяин на ней много передвигался (быть может, для него это — профессиональная необходимость), что куплен он недавно, скоро будет продан с целью приобретения следующей модели, что хозяин, быть может, немного лихач, но с хорошей шоферской выучкой… Конечно же, я увлекся и уже кое-что нафантазировал (хоть и можно реально кое-что сказать о человеке по виду его машины — для него это предмет престижа или элемент образа жизни), я даже заглянул под крышку бака — пробка была без замка, и конечно же жена почла за лучшее одернуть меня, спросив иронически, не покупать ли я эту машину намереваюсь (ирония относилась, надо думать, к моему старенькому «Москвичу»). И я не стал с нею делиться своими наблюдениями (она бы непременно подняла меня на смех) и, оглянувшись на машину в последний раз, приметил: на заднем сиденье валялся небрежно свернутый плед, две пустые коробки от цветной пленки «кодак»…
Прошел еще день, я работал, жена читала в беседке и делала выписки, потом ходили на почту (звонили в Москву довольно нудной, на мой взгляд, паре, недавно вернувшейся из-за границы и назначенной женою на этот сезон милыми людьми и нашими друзьями — она у меня чуть снобка), к вечеру закапал южный уютный дождичек, мы сидели за чаем, жена читала вслух что-то для новой своей статьи о молодом режиссере, последний фильм которого (ужасающе скучный) было положено посмотреть каждому культурному человеку, как вошла хозяйка. По милой мне деревенской манере (была она родом откуда-то из Тверской губернии), она отказалась пойти к столу, а примостилась у двери на табурете и сразу, обращаясь к моей жене, заявила, что давешнего водителя так и не нашли, а что саму машину днем увезли в город (приехали с краном, погрузили и увезли). Жена моя встрепенулась, я безрезультатно пытался свернуть разговор на рыночные цены и произвол районного начальства, но женщины понимали друг друга лучше, хозяйка точно исполняла заказ и добавила, что пресловутую машину видели возле поселка не раз и не два. У соседки племянник работает в ГАИ, он рассказал, что этот самый автомобиль с этим самым московским номером недели две назад пограничники задержали на трассе.
— Вот видишь, — проронила жена, не глядя в мою сторону, хотя что, собственно, я должен был здесь видеть.
Ночью автомобиль с зажженными фарами много раз проехал туда и сюда в том месте, где трасса подходит вплотную к морю. Пограничники передали на пост ГАИ, что на трассе происходит нечто подозрительное, ГАИ передало обратно, что описанной машины они не видели, тогда пограничники спустились на трассу и сами задержали нарушителя. Оказалось, этот человек производил ночью какую-то фотосъемку (хозяйка в этом ничего не понимала, по ее словам, но заметила, что здесь что-то нечисто), установил камеру на повороте, а сам ездил мимо нее туда-сюда, чтобы заснять собственные фары (быть может, хозяйка пересказывала все это с протокольной точностью, а племянник-гаишник описывал все происшедшее именно таким способом). Конечно, пограничники с радостью его арестовали, но у Фотографа (теперь я его буду называть именно так) были какие-то бумаги от какого-то издательства, всякие удостоверения, и вообще он оказался важной птицей, и его пришлось отпустить, хоть пограничники и передали его в ГАИ, что-то у него было не в порядке с самой машиной. Но, видно, и те отпустили его, раз машина снова оказалась в поселке…
— Что ты обо всем этом думаешь? — спросила жена, когда хозяйка оставила нас вдвоем.
Я ответил, что ничего не думаю, кроме того, что сам только что слышал вместе с ней.
— Что же? — настаивала она.
Я сказал, что думаю следующее: московский фотограф, снимающий по договору с издательством, крымские виды для альбома, скажем, или календаря, облюбовал этот уголок, снимал его днем и ночью (здесь жена иронически хмыкнула), а уж куда он запропастился — не ведаю, но полагаю — еще разыщется, если уже не отыскался и не уговаривает сейчас, когда мы ведем эту беседу, милицию вернуть ему автомобиль и разойтись полюбовно.