темнеет. Дом. Ещё и ещё. Немного. Это и есть Чистяково. Верх-
нее или Нижнее? Верхнее или Нижнее. Оба стали пейзажем.
Никто не вспомнит, не скажет, что стало с Чистяковыми,
как жили тут раньше, когда деревни ещё были целы. Говорят,
что в Чистяковых жили всё родственники, но их сгубили стра-
сти. Что это значит, не скажет даже престарелая Полина Ива-
новна из Большого Ворошнино. Какие это были страсти, за что
деревни так наказаны безвестием, даже не можешь подумать
— волосы шевелятся от ужаса. Может быть, один брат позави-
довал другому и его уморил? Или старшая сестра увела у
младшей жениха, а та в отместку старшенькую со свету сжила?
Или все проигрались в азартную игру карты и пошли по миру,
только вместо этого начали разбойничать, озорничать да и
стали преступниками, греховодниками? Или соломенная вдова,
а может, солдатка, загуляла и совратила много кого, и все по-
страдали от этого? Или просто обе деревни ушли в разнос да
так там и остались? Что теперь гадать.
Ни в один дом Верхнего и Нижнего Чистякова не войти —
потолки обрушены, всё заполнено досками, балками, старыми
стенами, цементом, сажевыми кирпичами печей. Стёкла выби-
ты ветром или от удара падающей балки, из окон на улицы
смотрит крапива. В этих местах водится очень много змей —
гадюки, медянки. Охотники не останавливаются в домах, гриб-
ники проходят мимо, липа цветёт напрасно — никто не возь-
мёт её цвет, не заварит в чай.
Пасная
Самая красивая деревня на Варже была Пасная, потому
ничего от неё и не осталось. Ну, как ничего. Почти что ничего.
Один-два дома — и это всё. Всё. А что вы хотели?
Дело в том, что в Пасную часто являлась радуга. Есть та-
кое — радуга. И не небесное тело, и не туман. Разноцветные
полосы на небе, это все знают. В Пасной это явление было ча-
стым, но каждый раз удачным, красивым, очищающим душу и
тело. В деревне никто бани-то и не строил из-за этого. Так, бы-
ла одна общая, большая, перед любой свадьбой топили, чтобы
всей деревней туда — ух! И париться! Как же перед свадьбой
всем вместе не помыться, друг на дружку не поглядеть, слу-
чайно из шайки не окатить, спины не потереть? Туда шли и де-
ти, и взрослые, и мужчины, и женщины. Раскроют глаза во всю
мочь, но видно не особенно много чего — пар и пот глаза за-
стит. Зато сколько раз заденешь кого — и своего родного су-
пруга или супругу, и кого чужого — не сосчитать. Но кроме это-
го — никто ничего, все вели себя только скромно, а жениха с
невестой и вовсе друг от друга держали подальше, чтобы даже
не видели один другого. И старики со старухами тоже в эти дни
в баню ходили, вместе со всеми, но они больше отдельно в
уголку стояли да натирали друг другу спины. Однако и среди
них попадались такие, что ох! Только держись! Была, например,
некоторая щербатая Зинка, ей обязательно надо было пройти
среди парней с мочалкой, да потом с шайкой, да потом ещё за
веником кого из них пошлёт. Пол в бане скользкий, и она идёт
едва-едва, перед собой смотрит, и по сторонам, и ещё за всех
хватается, чтобы устойчивее получалось. Так прогуляется, про-
валандается туда-обратно парочку раз, за всех парней подер-
жится. Кто ей понравится больше, того отправляет за веником,
а потом ещё просит попарить её. И что такое с парнем делалось,
непонятно, но он наяривал этим веником ей по спине так, что
другая бы после лежала ещё полдня. А эта ничего, только по-
кряхтывает и пошумливает: «Давай-ка посильнее! Порадуй
бабку!». Парень и старается, и сам тоже так радуется, что потом
даже неловко бывает как-то вспоминать об этом. Чего, спраши-
вается, такого уж весёлого: чужую старуху парить? На улице
отворачивает от Зинаиды глаза, а та довольна, смеётся, гово-
рит: «Ну ничего! В следующий раз ты в женихах ходить бу-
дешь!». Так и происходит. Уже через неделю смотришь, а ма-
лый гуляет с красавицей, это их щербатая свела. Скоро и снова
баню топят. А уж какие весёлые свадьбы были после таких об-
щих помывок! В начале всем как-то неловко после вчерашнего,
но радуга выглянет, осветит гуляние, каждого по голове погла-
дит — и снова все глядят друг на друга смело и без неловкости.
Поют, танцуют, веселятся, играют в ручеёк, точно малые ребя-
та. Не переводились женихи и невесты в Пасной, и семьи полу-
чались крепкими, детей было много, шуму, гаму, смеху! Самая
весёлая деревня на Варже.
Но вот Зина как-то начала прибаливать. На людях стара-
лась не показывать, а родным говорила, будто у неё внутри за-
велась мышь, грызёт её кости, по ночам слышно, как хрустит.
Сначала все смеялись, думали, чудится старой, но однажды
дочь вместе с ней на ночь осталась в комнате. Слышит — и
правда кто-то будто грызёт что. Так тихо-тихо. Но продолжи-
тельно. Звук как будто от матери, точнее сказать, от её правого
бедра. Присмотрелись днём к щербатой Зине, а она вроде бы
легче стала. Не похудела, ничего такого, а стала легче. И руки с
ногами в некоторых местах гнутся как-то небывало. Будто ко-
стей стало меньше. Точно, мышь внутри. Ну, что тут сделаешь,
как её прогонишь? Не дашь ведь родной матери потраву для
грызунов. Так и жили, пока однажды Зинка не сломала шейку
бедра. После этого она умерла быстро, через полгода, наверно.
А помощница её, Нинка, на свадьбах больно уж любила
гульнуть, и глаз у неё насчёт женихов испортился. Семьи полу-
чались ерундовыми, дунь — развалится. И в тех, которые были
хорошими, родные ссориться начали — то из-за того, кому в
каком доме или комнате жить, то просто изменять придумали.
Так вся деревня и ушла, как в песок. Не стало и всё. Последние
филёнки унесли лет восемь назад заезжие краеведы, осталась
парочка домов, ветер свистит, потолки того гляди на пол упа-
дут. А деревня была очень крепкая, место такое хорошее. Оно и
сейчас хорошее. Подставишь руку — радуга опустится.
Стрюково
В Стрюково жили люди, даже не знаешь, как сказать —
весёлые или серьёзные. Вроде бы весёлые — праздники с вы-
пивкой и богатой закуской каждый день, песни, гадание по
протекторам шин. Но и подробная фиксация всего происходя-
щего: тут и описание погодных условий, и занесение данных о
политической ситуации в целом, и серьёзные исследования и
анализ посевов и урожаев, и учёт надоев, и отображение потерь
при падеже скота. И даже планы и отчёты всех праздничных
мероприятий, где всё просчитано и учтено, вплоть до того, кто
кого провожает до дома.
В Пожарово вспоминают, что, как ни придёшь в гости,
стрюковцы заняты — что-то пишут, глянут на чужого, и сразу:
ой, некогда-некогда-некогда! Так и отправишься обратно,
пусть работают, конечно. А в Малиново говорят, что их разуда-
лые песни да игрища постоянно было у них в деревне слышно.
Иной раз так разойдутся, что малиновцы вынуждены были
двери закрывать, как бы кто в веселье чего не перепутал и хо-
зяйство бы не попортил. Устные сведения очень противоречивы.
Но письменные источники! Казалось бы, вот где рай для
краеведа! И нравы, и обычаи, и состояние хозяйства — всё на
ладони. Но все эти данные оказались утеряны. Их можно ис-
кать столько же, сколько библиотеку Ивана Грозного, не
меньше, и ещё неизвестно, чем закончатся эти поиски. Говорят,
что в Стрюково прорыты подземные ходы, в домах устроены
тайники, сосновая черепица на крышах уложена в два слоя, а
между ними — тайник. Но никто ничего найти не может. Ка-