Пит усаживается рядом с Китнисс. И сжимает руку так сильно, что костяшки пальцев побелели. Не было бы кислородной маски на её лице, так он бы, наверное, погладил бы её по щеке.
— Нет, я люблю её. Останься, Китнисс. Я верю, что ты нас слышишь. Прости, я идиот. Просто во время соревнования я был в плохом настрое и не горел желанием вообще разговаривать. Я не подумал, что ты посчитаешь это отвержением. Я даже не знаю, в кого я превратился.
Китнисс обрывает молчание.
— Все как в дешёвой мелодраме, — короткий миг грусти в глазах, — но она права. Почему мы начали встречаться? Наверное, мне нужно было переложить ответственность на кого-то другого. Я просто не хотела признавать, что моя жизнь бессмысленна. И сделала все, чтобы не обращать на это внимание. Нет, это не было любовью. С моей стороны уж точно. Я просто любила мысль, что могла бы полюбить тебя. Да, я просто любила мысль, что могла бы полюбить тебя. Я эгоистично хотела, чтобы ты меня возродил. Уверил в том, что, несмотря на все потери, жизнь продолжается. И оно продолжится.
Горе черным сгустком обхватывает сердце. Но вместе с этим глубокое чувство покоя овладевает разумом Китнисс, словно её заморозили в этом моменте. Горло сжимается от отчаяния, от последнего вопроса, на который она должна получить ответ.
— Любил ли ты меня, Пит?
Время остановилось. И Пит, словно услышавший её голос в голове так отчётливо, шепчет.
— Любил.
Китнисс слабо улыбается.
— Верно. Ты любил. Но не любишь. Ты сказал мне, что ты будешь бороться за меня, молиться за меня. Но сейчас, именно в этот момент ты не кажешься мне сильно раздосадованным. Потому что мы обе знаем, что ты сможешь жить и дальше. Неважно есть ли я или нет. Я отпущу вас. Я отпущу вас всех. Покончим с этим. Я уйду ради вас, не буду балластом.
Внезапно Китнисс становится холодно, и она откидывает голову, падая в своё собственное тело. Резкая боль прожигает все её внутренности, будто она огненный переродок. Та, которой судьбой предназначалось бессмысленно заживо сгореть в пламени. Восемь лет тому назад. И теперь она возвращается обратно в ад.
Эвердин чувствует, как аромат роз сменяется запахом лекарств. Она ощущает, как взгляды стоящих устремлены в неё будто стрела, которая скоро разорвёт её сердце. Да и горло першит, и она открывает глаза. И огрубевшими пальцами, стаскивает с себя кислородную маску, чтобы сказать им, что ей хочется воды.
— Воды, — задыхается в кашле она, пока Мирта в панике ищет бутылку воды. Наконец она находит и протягивает её к ней.
— Мирта, зови врачей… — Китнисс мотает головой.
— Не надо. Мне нужно кое-что сказать.
— Что? — Китнисс становится тяжело, что у неё уже не получается разобрать, кому принадлежит голос задавший такой простой вопрос.
— Оно взывает меня из глубины. Туман, — с трудом вздыхает она. И улыбается, идя навстречу туманному полю.
Больше никто не сможет её разбудить. Даже наступающий рассвет.
========== Эпилог ==========
Стоит пасмурный день. Невысокая девушка медленно прогуливается по дорожке посыпанной мелким гравием. В саду, где буйно растут белоснежные гардении людей мало. Пациенты реабилитационного центра предпочитают гулять в солнечные дни, а холодный весенний ветер как сегодняшний отпугивает их своей резкостью.
Но посетительница так и неспешно петляет между дорожками, чтобы найти ту небольшую скамейку из кедра, которую любезно посоветовали найти лечащие доктора. Человек, которого она ищет, предпочитает именно это место. Уединённое и тихое. Девушка, увидев молодого человека в больничном халате, молча идёт к нему и присаживается на скамейку.
— Весьма удивлён твоим приездом, — раздаётся звучный мужской голос.
Мирта немного посидев в неловком молчании, отвечает кратко.
— Пришла попрощаться. В мае я уйду в армию.
Блуждающий взгляд Марвела, устремлённый в никуда теперь фокусируется на ней.
— Тебе не надо, всех там перебьёшь своими ножами, — хитро улыбается он, — оставайся, где ты есть и не стремись ввязываться в войну. Оно того не стоит. А что с университетом не сложилось?
— Меня исключили в начале января из-за того, что не сдала проект. По правде говоря, я тогда об этом и не думала. Было не до того. Помнишь, я же рассказывала в письмах, что тогда умерла моя подруга? — парень слегка кивает в ответ, — её родственники прибыли поздно, и похороны устроили в том же штате, где мы и учились. Сестра Китнисс была убита горем, потому что они жили далеко от тех краёв. И поэтому мы сделали для неё книгу памяти о ней, чтобы как-то облегчить эту боль.
— Книга памяти? — удивляется он и как-то печально улыбается. Он вспоминает, что они, солдаты, тоже делали самодельные открытки в память почивших друзей. Неважно, что это смотрелось там по-детски, но им и этого хватало.
Мирта тяжело вздыхает и продолжает рассказ.
— В общем, знала я одного парня. Его звали Пит Мелларк. Вроде он теперь в Канаде, перевёлся после того случая. Ну, они с Китнисс встречались. Да и мы вместе учились на классах арт-терапии. Вот и финальный проект мы посвятили ей. Я собрала все её чеки, записки, фотографии и вклеила все это в чистый альбом. А Мелларк был художником, разукрасил все листы акварелью и эскизом стрелолиста. Это другое наименование этого растения в честь которого названа и сама Китнисс. А ту памятную фотографию мы вставили в траурную рамку и поставили около могильного камня.
— Ты потом посещала могилу? — теребит мужчина края больничного халата. Ему любопытно как живые быстро забывают мёртвых.
Ветер разыгрывается сильнее, а Мирта все больше утыкается носом в колючий шарф, который словно душит её и высасывает всю силу. Но она заставляет себя ответить, чтобы ослабить хватку несуществующей змеи.
— Всего лишь трижды за эти четыре месяца. Один раз я видела Мелларка. Мы согласились на том, что нам лучше никогда не видеться и притвориться, что ничего и не было.
Марвел недолго подумав, тихо говорит:
— Разумное решение. Зачем себя мучить? Впрочем, о мучениях. Война это тоже своего рода мучение. Может, меня и лишили дееспособности, но не рассудка. Прислушайся к моим словам. Моё тело конечно здесь, но разумом я все ещё там. Не могу вернуться домой. Не получается.
Мирта бледнеет. Она ведь и сама мысленно провела последние месяцы в реанимационной палате, снова и снова прокручивая последние минуты Китнисс.
— Ты там застрял?
— Да и надолго. Но я стараюсь выбраться. И мне кажется, что ты повторяешь ту же ошибку, что и твоя подруга. Запрещаешь себе жить.
Девушка хмыкает. Ну, это же её дело, что делать со своей жизнью. Реггадсон может сделать с ней все, что хочет, потому что ей это позволено. Однако решает все отрицать, зачем волновать больного человека? Ему не стоит знать, на что она способна.
— Не правда, — высказывается она почти усталым тоном.
— Скажу честно. Лично для меня куда легче умереть в бою во имя какой-либо идеи. Потому что это быстро, и всего один раз, — его голос чуть ли не срывается на миг, но в следующую же секунду снова звучит твёрдо, — вот и ты хочешь так исчезнуть. Может, твоей подруге повезло в каком-то смысле? Это тебе не жить терпеливо всю жизнь, где нужно каждое утро просыпаться и попутно не слететь с катушек. Так что, ты серьёзно пойдёшь в армию?
Она смотрит на него, не моргая, и читает в глубине его зелёных глаз понимание. Он знает, что не удержит её от пропасти. Но вдруг она передумает и вернётся.
— Я об этом подумаю.