Рядом глыбились дома, молодой скверик обступал облетевшими кривыми осинками, пахло несвежими продуктами, и, пройдя влево, Вадим обнаружил сетчатую загородку, а за ней — мусорный контейнер. В другой стороне нашлась тропка и вывела его к проходу между домами.
Оказалось, он почти дошел.
Во сне, на автомате, как какой-то лунатик. И, слава Богу, никого не встретилось ни во дворах, ни на улице, Алька хранила.
Еле-еле Вадим поднялся на свой этаж, сквозь мутную пелену кое-как доелозил ключом в замке до возможности распахнуть дверь и, не раздеваясь, не снимая обуви, прошел в комнату и рухнул на кровать.
Хорошо, все фото разобрал, подумалось ему.
Затем была тьма, долгое ничто, которое вобрало его в себя и качало, качало, пока реальность не завибрировала нудным телефонным зуммером.
— Аллё.
Вадим кое-как нащупал трубку, приложил к уху.
Синевато светилась комната, незашторенный край окна слепил разыгравшимся солнцем. Это сколько же сейчас?
Казалось, минуту назад лег…
— Аллё, — повторил он.
— Вадим. — На том конце попытались говорить сдержанно, но сорвались на крик. — Вадим! Пришел ответ! Деньги уже на счету, нас ждут, нам зарезервировали палату!
— Это кто?
Трубка озадаченно примолкла.
— Это Скобарский, — прошептала она наконец. — Вы меня помните, Вадим?
— А-а, да, да-да, — Вадим сел на кровати. — Дмитрий Семенович, скажите, пожалуйста, который сейчас час?
— Одиннадцать. Вы пьяны?
— Нет. Я просто только что проснулся.
Скобарский облегченно рассмеялся.
— Простите, ради бога, тогда. Мчусь, лечу за билетами, понимаете?
— Понимаю. Удачи.
— Но двадцать пятого я вас жду, — успел добавить он.
Одиннадцать.
Какое-то время Вадим прислушивался к себе. Тело ныло, ныли пальцы в неснятых ботинках. Чесалась шея.
А в душе уже второй день не было апатии.
Хотелось дожить, доделать, дождаться двадцать пятого. Странное было чувство — чувство тревожного ожидания.
Чувство ожидания Альки.
Три фотоснимка. Еще три. Спасти мальчишек. Позвонить по телефону спасения. Найти человека с неудачного кадра.
Ничего невозможного.
Разве Алька послала бы фото, если б это было не в его силах?
Он слабо улыбнулся. Пусть и самообман, пусть. Только ведь не совсем самообман. Есть же дата? Есть. Важно ли все остальное?
Вадим достал фотографии.
Они уже обтрепались. Викина была согнута пополам. На Скобарском обнаружился захватанный грязным пальцем край.
И все же они были как родные — девчонка, чуть не шагнувшая с крыши в пустоту, Дмитрий Семенович, отчаявшийся найти деньги на операцию. Даже чумазые Вовка и Егорка казались то ли племянниками, то ли детьми близких друзей.
Предощущение чего-то грандиозного, невероятного, да, да, возвращения Альки выстрелило Вадимом сквозь всю квартиру к двери. Дверь оказалась не закрыта с ночи. Тут он, конечно, не хомяк, тут он беспечный свинтус.
Все равно. Все равно!
Он задержался на кухне, присосавшись к чайнику, заскочил в туалет, а затем его вынесло, выперло на лестничную площадку, вниз, во двор, на улицу.
Беги, живи, спасай!
Конечно, надо еще определить, что за "…сково" такое. Матросково. Телясково. Пинское-Усково какое-нибудь. Карта нужна, вот что.
Киоск "Роспечати" на углу зазывно пестрел обложками. Звезды кино и эстрады, рекламируя издания, улыбались прохожим.
Вадим едва не пролетел мимо.
— Извините, — постучал он в бликующее окошко, — у вас карта области есть?
— Атлас автодорог подойдет? — спросила киоскерша, подавая красно-зеленую книжицу.
— Сколько?
— Сто двадцать.
Вадим порылся в карманах и выковырял оставшиеся после вчерашних сосисок в тесте деньги. Две пятидесятки, несколько рублевых монет.
Набралось.
— Вот.
Он сунул купленный атлас за пазуху.
Так, теперь сесть где-нибудь, спокойно изучить. Или сразу на автовокзал? Есть же областные маршруты, наметить два или три.
Если Алька фотографировала, то вряд ли далеко, чтобы по времени уложиться. Вика, Скобарский, мальчишки — город, деревня, потом вернуться. Все в один день. Двух-, максимум, трехчасовое удаление где-нибудь. То есть, круг километров в сто пятьдесят.
Ноги снова вынесли Вадима на Гагарина. Желто-коричневый двор с коробкой гаража, переулок, граффити и — вот она, высотка, на крыше которой он дежурил ночью. Даже кажется уже, что этого не было. Или было не с ним. В кино.
Зайти? Вроде договаривались.
Пятьдесят седьмая — номер Викиной квартиры он запомнил лучше, чем номер собственной. Подъезд второй.