Выбрать главу

Подумал: может у человека это последний пакетик, а я тут… Стало стыдно.

Пить, в общем-то, и не хотелось. Вадим отогнул край занавески и принялся изучать накрытый тенью дома небольшой двор с деревьями и диагональю асфальтовой дорожки.

Вот и не оправдалось ничего, Алька.

Все не так, все не то, какой-то не тот Скобарский зачем-то продает свою квартиру. Знает он тебя? Да если бы и знал…

Он же только о квартире и говорит.

И зачем снимки тогда? Это подсказки? Или действительно параллельная реальность? Может, Алька, ты хочешь, чтоб я эту квартиру у Скобарского купил?

Глупо.

— Осторожнее, Олежек, осторожно, — услышал он за спиной.

И обернулся.

В кухню нетвердыми шажками вступил босоногий мальчик лет четырех-пяти, в маечке и трусиках, большеголовый, белобрысый, с пальчиком, забытым во рту.

Скобарский нависал над ним беспокойным родителем или, скорее, дедом, чтобы в любой момент поддержать, упредить, не дать упасть.

Глаза у мальчика были чуть темнее занавесок.

— Вот, Олежек, этот дядя даст нам денежек.

Скобарский посмотрел на Вадима. Подыграйте, пожалуйста — было в его глазах.

— Драсти, — Олежек, подойдя, протянул ладошку.

Вадим заметил на сгибе локотка блямбу пластыря и желтую гематому чуть выше.

— Здравствуй.

Ладошка оказалась влажной.

Изучая Вадима, Олежек чуть наклонил голову.

— Вы, правда, дадите нам денежку?

— Ну… мне надо подумать, — хрипло сказал Вадим.

Олежек, будто взрослый, кивнул.

— Вы только бырее думайте, хорошо?

Вадим не успел ответить — мальчик словно запнулся стоя, его повело, губы посинели, он упал бы, не подхвати его Скобарский.

— Опять, опять, да? — простонал он в запрокинувшееся лицо ребенка. — Ты дыши, дыши, Олежка, сейчас боль уйдет. Просто дыши…

Бормоча что-то успокаивающее, Скобарский понес мальчика в коридор, легко стукнула дверь, видимо, во вторую, не осмотренную комнату.

Вадиму вдруг показалось, что какая-то неведомая сила перекорежила его, стиснула, вывела левое плечо выше правого, хрустнула шейными позвонками, выгнула да и оставила так. И только через несколько секунд после он смог, отмерев, вернуть все обратно.

Вздрогнул. Ударился локтем.

Он не думал, что его так прохватит чужой болью. Даже смерть Альки как-то отступила, потускнела в душе.

Только легче не стало.

Скобарский вошел на кухню тихий и потеряный. Постоял, не узнавая, кто и зачем здесь Вадим, потом, кажется, вспомнил.

— Он спит, — сказал, — спит. Обошлось.

Губы у него тряслись.

У плиты он приложил ладони к жестяному боку вскипевшего чайника и с удивлением отнял их.

— Не чувствую, — пожаловался Вадиму. — Представляете?

Затем Скобарский долго шебуршился в подвесном шкафчике, чем-то там звеня, постукивая, пересыпая. Одна за другой на столе появились вазочки с мелким печеньем, с окаменевшим сгущеным молоком, с каким-то даже драже.

Появился и чайный пакетик.

Скобарский утопил его в чашке с обколотыми краями, залил кипятком. Снова сел напротив, мешая ложкой темнеющую воду.

Хвостик пакетика обвивал ложку петлями.

— Извините, — глухо произнес Скобарский, прекратив мешать. — У меня как в тумане все. Вы же… — голос у него дрогнул. — …не покупать пришли?

— Нет, — признался Вадим.

— Я так и понял, — горько сказал Скобарский.

И заплакал.

Он плакал, всхлипывая, утираясь руками, подальше от себя отодвинув чашку. Слезы ныряли в морщины, цеплялись за щетину, водяными микробомбами падали на стол.

Скобарский, сотрясаясь всем телом, пытался что-то объяснить, но вместо слов Вадим слышал лишь отдельные звуки.

Он растерялся. В один момент ему захотелось погладить Скобарского по седеющей голове.

— Вы понимаете, — чуть успокоившись, старик поднял на него покрасневшие глаза, — мне даже не миллион нужен…

— А сколько? — спросил Вадим.

— Два.

— Зачем?

— У Олежки — сердце. Клапан в любой момент… Вот, — Скобарский полез во внутренний карман пиджака. Плохо слушающиеся пальцы достали и расправили вчетверо сложенный листок. — Это стоимость операции.

На плохой ксерокопии под лейблом клиники, под "Dear Dmitry" и десятком последующих строчек латиницей стояла сумма.

Пятьдесят тысяч. Евро.

На счету у Вадима было полтора миллиона рублей. Где-то тридцать семь тысяч в пересчете. Как раз на хорошую двухкомнатную.

Только вот покупка уже потеряла смысл.

Ему подумалось: отдать? Просто отдать, даже не за квартиру? Альки, параллельная и непараллельная, отдать?