Дозвонился до ее поликлиники – оказалось, что у эндокринолога как раз вечером прием. Повезло! Врач напоследок дала несколько таблеток диабетона на первые дни и сказала, что выписку из истории болезни надо сразу отнести ему – он назначит дальнейшее лечение и выпишет рецепт.
В регистратуре долго искали ее карту – в конце концов оформили временную.
Поднялся к кабинету, занял очередь – и будто попал в чужую компанию, где все давно знакомы, один ты – как дурак. Многие явно друг друга знали, тихо переговаривались, делились новостями, с подходившими здоровались, к медсестре, когда выглядывала, обращались искательно и по имени, та их узнавала, с отстраненным достоинством кивала.
Быстро понял, что живой очереди нет – вызывают по записи.
Когда медсестра в очередной раз выглянула – подскочил, стал путано объяснять про больницу, про выписку, про то, что врач велела срочно ее передать…
Медсестра не дослушала, бросила: «Ждите», кивком пригласила следующего.
Он ждал. Сидел как на иголках – как она там одна?..
Прошел час, второй, очередь обновилась уже не один раз: новые люди подходили, садились, ждали, их приглашали, его – нет!
При каждом появлении медсестры подавался вперед, пытался поймать ее взгляд – тот скользил мимо, останавливался на ком-нибудь другом – его упорно игнорировал.
Наконец, не выдержал, подстерег ее у двери, стал совать в руку выписку со словами, что только сегодня привез маму из больницы, оставил в квартире одну, ждать больше не может, что от врача ему сейчас ничего не надо, пусть только посмотрит это и даст рецепт на диабетон, а потом он, конечно, запишется, придет на прием, чтобы узнать, как ей лечиться дальше…
Та смотрела на него, как на надоедливую муху, дожидаясь, когда можно будет прицельно хлопнуть тряпкой и всем видом своим поторапливая: ну, ну, – а когда он растерянно запнулся, с каким-то ледяным торжеством отчеканила:
– Вы что, не видите – здесь очередь. Все больные по записи. Если время останется, доктор это посмотрит.
Он отшатнулся, затем вспомнил про мамино удостоверение, которое на всякий случай вместе с остальными документами взял с собой, полез трясущейся рукой в карман, нащупал его, выхватил:
– Она ветеран войны, вот! Вообще-то имеет право без очереди!
На лице медсестры на секунду промелькнула опаска – не дадут ли за ветерана «по шапке»? – затем легкая задумчивость, облегчение – нашлась! – и уже с прежним торжеством было произнесено:
– Но вы же не ветеран! – Небольшая пауза, чтобы проникся, взгляд ему за плечо, приглашающий кивок и, закрывая дверь, совсем победно: – Вот и ждите.
Отошел, как оплеванный, по инерции сел к остальным, тут же вскочил, почувствовав общую враждебность – и пролезть пытается, и, главное, медсестра им недовольна, – наконец осознал: его маму лечить здесь никто не собирается…
И как захлестнуло! Уже не помня себя от ярости, ворвался в кабинет, швырнул на стол перед изумленной пожилой теткой в кудельках и белом халате выписку и почти выкрикнул:
– Мне это сказали срочно передать, я и передаю! Делайте, что хотите! – хотел добавить «суки», но удержался – выскочил и с треском захлопнул за собой дверь.
Медсестра настигла его у лестницы.
Окликнула по фамилии – успела заглянуть в бумагу, которую брезгливо несла в руке – и все тем же ледяным тоном, лишь заменив в нем торжество на презрительное удивление – чего это тут взбунтовалось, устроило истерику? – сказала, чтобы перестал хулиганить и немедленно забрал свою выписку, никто ею без него заниматься не будет.
– А ты подотрись ею, если сможешь! – сквозь зубы выдавил он и быстро, через ступеньку, устремился вниз, спасаясь от самого себя – от желания эту примороженную суку ударить!
Торопился обратно, весь дрожа от бессильной ненависти, и думал: как там она и чего теперь сказать? И еще подумал, что правильно по пути в поликлинику забежал на почту и на всякий пожарный отксерил выписку – эти ведь действительно могут подтереться…