Как бы там ни было, здесь, в клинике, все они превращены в живые «овощи» — ничем не отличаются от обычных, земных сумасшедших. Мне их жалко. Но работа в психушке для меня своего рода отдушина в беспросветно скучной жизни. Одна радость — забежать к Ляльке, поболтать.
Да и та скоро уедет в круиз…
***
— Ну, вот и чаёк, — сестра налила в фарфоровые чашки свежезаваренный ароматный чай и с кряхтением опустилась в кресло. — Мда, тоже мне, придумали — торговец мечтами. И как он их продавал, мечты-то? — В дело пошёл новый кусок торта. Завязывала бы она со сладким, но вслух такое не говорю — обидится.
— Он мне все последние дни рассказывал, как чудесно торговать мечтами. И ведь знаешь, с виду и не скажешь, что псих, — не могла же я сказать Ляльке, что он иномирный, так, чего доброго, и про меня начнёт думать, что у меня крыша поехала, да и раскрывать секрет не имею права — я же подписку дала о неразглашении — зачем мужа подводить. — Приду к нему в палату, а он прямо с ходу начинает: «А ещё у меня клиент был — захотел стать вождём африканского племени. Я его спрашиваю — на какой срок? Он отвечает — на месяц — вдруг не понравится. Через месяц приходит ко мне и спрашивает — а на всю жизнь можно остаться вождём? Я говорю — никак нельзя — куда же мы настоящего вождя денем? Нельзя равновесие нарушать. На месяц, даже на год можно, а навсегда — нельзя и всё тут».
Лялька прыснула:
— Ну, губа не дура — каждый бы захотел быть вождём, а ещё лучше президентом или царём… Я бы царицей хотела побыть… Елена всея Руси… Звучит!..
— …я его спрашиваю — а более сложные мечты вы исполняли? А он мне — «Так ведь я же не только в данном времени мечты исполняю, но и в прошлом и в будущем»…
— Ну, понятно, сумасшедший — что с него взять. Поэтому и в психушке оказался.
— Я сначала тоже так думала. Тем более у него была навязчивая идея — он постоянно просил меня принести фотографию — любую, хоть какую-то, хоть самую старую или крошечную. Но у нас, знаешь ведь, всё очень строго. Я на работу прохожу — раздеваюсь, через смотровую, через сканер, и надеваю форму. Там даже семечку за щекой не пронесёшь. А вчера он меня спрашивает — «Вот вы, Эльвира Романовна, чего хотите?» Я отвечаю: «В юность хочу, когда я была красивая, стройная». Он говорит: «Нет ничего проще», — протягивает мне вроде как целлофановый комочек, который мгновенно развернулся в тонкую, похожую на пластиковую пластину. — «Вот», — говорит.–«Прикоснитесь фотографией того времени, куда хотите попасть».
— И? — у Ляльки от любопытства загорелись глаза.
— И — ничего — раздалась тревога, заверещала сигнализация, а он вытолкнул меня из палаты, прошептав на ухо — «Надо захотеть вернуться». По коридорам носились санитары, врачи, охранники, и закрывали палаты на дополнительные механические запоры. Сказали, чтос бежал пациент.
Тут я тоже не договорю — зачем Ляльке знать, что инопланетяне выкрали своего соотечественника из радиоактивной барокамеры. По мне так хорошо — незачем инопланетян насильно удерживать на земле. Не понимаю жестокости. Но моего мнения, разумеется, никто не спрашивает.
— Что с пластиной-то?
Я замолкаю, делая вид, что пью чай. То есть, я его действительно пью, и лихорадочно соображаю — сказать — не сказать. Скажу — измена родине, не скажу — лопну от перегрузки — сил нет, как рассказать хочется…
— Выдумала, что ли? — удивлённо протянула сестра.
Это её излюбленный приём — брать меня на слабо.
Да и ладно, будь что будет:
— Удивительно, но я смогла пронести её через проверочный пункт — охранники были заняты, и я без труда пронесла файлик под мышкой.
— Фу, без подробностей. Так он с тобой?
— Ну, как сказать… Мне одно не даёт покоя, а я и не спросила… Он же называет себя торговцем мечтами, а не дарителем или ещё кем-то.
— И что?
— А то, что торговцу положено платить! Чем, интересно? За всё время он не сказал, чем клиенты расплачиваются за исполнение мечты.
— А, я поняла… Обожаю твои истории. Ладно, я ведь даже тебе поверила, про пластину-то. Чудес не бывает, это точно. — Лялька немного разочарованно вздохнула. — Тебе ещё чаю?
Вот этого я точно вынести не могла — разочарования сестры. И достала из отделения сумочки крошечный прозрачный комочек, размером с орех фундука, который немедля распрямился, превратившись в прозрачную пластину размером с обычный файл для документов. Лялька, не мигая, смотрела на диковинный предмет, затем сорвалась с кресла и с крейсерской скоростью, забыв о своих больных ногах, унеслась в спальню, через секунду принеся оттуда фотоальбом, из которого достала нашу самую любимую фотографию — у меня, кстати, её нет. На фото была изображена набережная Ялты, на которой на фоне гостиницы «Киев» (ныне «Мариино») стоит наша семья — улыбаемся — ещё живые мама и папа, и мы с Лялькой молоденькие, ещё стройные как тростиночки.