— Я же не ошибся, нет? — прошептал он, с надеждой глядя на нее.
А потом… потом наклонился к ней и прикоснулся своими губами к ее губам, словно пробуя их на вкус. Он неспешно прошелся языком по губам девушки, а затем осмелел и стал целовать ее с нежностью, граничащей со страстью. Ольга замерла. Она не знала, что делать — то ли оттолкнуть Федора, то ли позволить ему целовать ее. Разумеется, сердце ее безоговорочно приняло второй пункт и тянулось навстречу любимому человеку, но, с другой стороны, если она так легко сдастся, не будет ли он плохо думать о ней впоследствии?
И что же происходит сейчас, как назвать то, что он с ней делает? У нее кружится голова от его поцелуев, она растворяется в них, превращается в легкое, незаметное облачко, в его тень, в ветерок, который ласково треплет ее волосы…
Ольга вздрогнула. О чем она только думает, ее целует человек, которого она любит больше всего на свете, почему же она мучается угрызениями совести? Почему ищет ответ там, где может его и вовсе не найти? Почему она должна отталкивать Федора?
Девушка поддалась своим инстинктам. Она ответила на поцелуй — сначала так же легко, невесомо касаясь кончиком языка губ Федора, а затем уже осмелела и позволила их языкам сплестись в диком танце. Ольга уже не контролировала себя. Да и не хотела, если честно.
Даже наоборот, она с ужасом ждала момента, когда он остановится.
Но фотограф и не думал останавливаться. Одной рукой он продолжал держаться за ствол дерева над головой Ольги, а другой все смелее орудовал у нее под платьем. Девушка вздрогнула, ощущая прикосновения его горячих рук к своим бедрам. Ладонь Федора поглаживала ее ногу, кожа на которой покрылась мурашками (Ольга не надевала колготок под платье, вопреки модным представлениям о том, что даже в жару офисные барышни обязаны носить чулки или тонкие колготки). Она непроизвольно дернулась, но парень не отпускал ее, продолжал целовать — одновременно и жадно, и нежно. И Ольга перестала вырываться, отдалась на милость победителя. Он слегка расслабился, сообразив, что девушка не против того, что он делает. Он крепко стиснул ее грудь, из-за чего она слегка вскрикнула, а затем стал с любопытством исследовать ее.
Ольга вздрогнула и обхватила ладонями бедра Федора, непроизвольно их сжала. Их поцелуи не прерывались, только напор усилился, и движения языков перестали напоминать полет бабочки. Теперь ощущения можно было сравнить с водопадом, заглушающим все вокруг себя.
А пальцы Федора двигались уже совершенно привычно, по-хозяйски. Ольга задрожала, ноги у нее подогнулись. Она уже не могла стоять, с трудом осознавая, что это происходит на самом деле. В ушах у нее шумело, и образ водопада представлялся все более явственно. Она то проваливалась куда-то, то поднималась к облакам. Она видела пролетающих мимо птиц, испуганных случайными любовниками, и ей казалось, что это она летит, парит и смотрит сверху на происходящее внизу действо.
Ольга то вскрикивала, то что-то бессвязно бормотала. А потом, почувствовав, что Федор сдерживается изо всех сил, крикнула:
— Давай… вместе…
Через несколько секунд они уже лежали на траве — оба опустошенные случившимся и одновременно удовлетворенные.
— Ты жалеешь? — вдруг спросил он, приподнявшись над любовницей на локте.
— Нет, что ты. — Она улыбнулась ему.
Как он может спрашивать, жалеет ли она? Как она может жалеть, если каждый день думает о нем и мечтает?
Ее губы болели с непривычки — никто и никогда не целовал ее так долго. На лице Федора растянулась блаженная улыбка.
— Мне понравилось… а тебе?
Светлова смущенно кивнула, не открывая глаза. Всегда бы так лежала — раскинув руки, подставив лицо теплому ветерку, рядом с любимым человеком, еще чувствуя его в себе…
И все же она ощущала неловкость и понимала, что Федор чувствует то же самое. Все произошло так неожиданно, что они оба не успели к этому подготовиться. Ей не хотелось подниматься и уходить отсюда, и она надеялась, что фотограф испытывает те же чувства. Наверное, они задремали, потому что, когда Ольга открыла глаза, сумрак еще больше сгустился. Прогретая земля уже начинала остывать, и лежать на ней было не слишком комфортно. Ольга приподнялась на локте и взглянула на Федора. Тот спал, посапывая. Но при этом одна его рука по-хозяйски лежала на животе Ольги. И от этого ей стало так радостно, что захотелось сделать для него что-то приятное. Девушка, удивляясь собственной смелости, опустилась чуть ниже, переместилась на живот, выводя на нем языком затейливые иероглифы. Живот Федора подрагивал под ее прикосновениями, хотя глаз он так и не открыл. Девушка поняла, что он проснулся и принял ее игру, и продолжила с облегчением, смешанным с азартом. Будучи совершенно неопытной в любовных делах, Ольга следовала своему наитию. Другого выхода у нее и не было. В какой-то момент она перестала думать, как выглядит, и просто поплыла по течению, которое вскоре захлестнуло ее с головой. Ее руки, ее губы, ее тело жили своей собственной жизнью. Она была неопытна в технике, но интуитивно находила именно те точки прикосновения, которые требовались для искусства любви. Она была потрясена случившимся, но старалась не думать об этом — ведь у нее еще будет много времени впереди, когда она все осмыслит, разложит по полочкам, проанализирует. Сейчас она хотела наслаждаться Федором, его телом, его близостью. Никогда она не чувствовала в себе такой смелости и уверенности, никогда не ощущала столь сильного женского начала. Это придавало ей сил, она чувствовала, что поступает верно. К чему размышлять или пытаться добиться от Федора четких ответов на поставленные вопросы, если можно просто наслаждаться жизнью, тем более что неизвестно, как долго это будет продолжаться. «Живи сегодняшним днем», — учила бабушка внучку, и та, наконец, окончательно выбросила из головы и угрызения совести, и переживания по поводу дальнейшего отношения к ней Федора, и неловкость, которую она чувствовала перед Галиной. К черту все! Не помня себя, Ольга полностью погрузилась в происходящее. Она чувствовала себя то коварной соблазнительницей, то интриганкой, то невинной девицей, смущающейся ежесекундно… Все это было ново и неизведанно и доставляло ей огромное удовольствие. Отбросив прочь стыд и страх, Ольга обрела свободу и незамедлительно ею воспользовалась. Очнувшийся от легкой дремоты Федор был немало удивлен и обрадован ее пылкостью, она прочла это в его глазах. Он был в восторге от ее желания, так удачно совпавшего с его желаниями, и от этого их порывы сливались, они тонко чувствовали друг друга, Ольге хотелось петь…