— Нисколько не сомневаюсь в положительном исходе проверки, — сказал Врублевский. — Я попал в эту жуткую историю из-за какого-то необъяснимого стечения обстоятельств. От души благодарю вас, пан подполковник, за внимание, проявленное к моей особе. Буду у вас в понедельник в назначенное время. До свидания.
— Хотелось бы ещё вас спросить…
— Слушаю, пан подполковник.
— Вы уже подписали документ о праве представлять ваши интересы?
— Какой документ?
— В соответствии с которым меценас Рушиньский получил бы полномочия выступать в качестве вашего защитника.
— Должен вас разочаровать. Адвокат сказал, что, если я невиновен, то милиция сразу выяснит этот вопрос и никакой защиты не потребуется. Если же я окажусь гестаповцем, то с такими преступниками он работать не может. Даже, не захотел принять денежное вознаграждение за юридическую консультацию.
— Спасибо и до встречи.
Когда Станислав Врублевский закрыл за собой дверь, Качановский ещё раз просмотрел лежащие перед ним документы. Злость на адвоката не проходила. Никто не мог бы переубедить подполковника в том, что меценас направил Врублевского к нему исключительно с целью, воспользовавшись случаем, выставить своего постоянного противника в смешном свете. В голове у него рождались различные планы мести. В глубине души Качановский не был убеждён в невиновности Врублевского. Сходство этого человека с изображённым на фотографии шефом гестапо в Брадомске настолько бросалось в глаза, что усматривать в нём только случайность было просто невозможно. Опытному офицеру милиции не требовалось заключение специалистов, чтобы понять, что на снимке изображён тот самый человек, который только что побывал в его кабинете. Укладывая папки с делами в ящики письменного стола, подполковник продолжал возмущаться — он никак не мог совладать с обуревавшими его чувствами. «Подожди, хитрая лиса, — думал он. — Ты втянул меня в хорошенькое дельце, но ведь долг платежом красен. Не сомневайся, уж я постараюсь, чтобы мы тащили этот воз в одной упряжке, не будь я Качановский».
Ваша карта бита, герр гауптштурмфюрер СС!
Лаборатория криминалистики, несмотря на сильную загруженность, справилась с заказом в срок. В субботу вместительный серый конверт с заключением уже лежал на письменном столе подполковника Януша Кача-новского. В конверте также возвращались фотографии, книга Бараньского и данные врачебного обследования. Заключение не оставляло никаких сомнений в отношении личности подозреваемого. Качановский попросил Немироха немедленно принять его. Полковник тоже быстро прочитал заключение с результатами экспертизы.
— Выходит, мы попали в десятку?
— В общем, да.
— Однако в беседе со мной ты ни словом не обмолвился о своих подозрениях.
— Не люблю пустых разговоров. Кроме личного впечатления, у меня не было никаких доводов в пользу этой версии. Я ведь не случайно спрашивал тебя, задержать нам его или нет. А прокурор счёл, что нет оснований.
— Прокурор! тоже не станет выдавать ордер на временное задержание просто так, за здорово живёшь. Его действительно проинформировали о случившемся, по-видимому анонимно, но этого недостаточно. Как ты думаешь, наш подозреваемый уже дал стрекача?
— Вряд ли. Он, по-моему, не поверил, что можно неопровержимо доказать его тождество с человеком, изображённым на снимке тридцатилетней давности. Даже если этот гестаповец в своё время немного соприкоснулся с криминалистикой, он не может знать, до какой степени её научно-техническая база и методы изменились за последнюю четверть века. Кроме того, у него нет иного выхода. Он вынужден был сыграть ва-банк, рискнуть в надежде на успех.
— Но не получилось.
— Я в нерешительности: то ли послать людей, чтобы не дать ему улизнуть, то ли подождать до понедельника и посмотреть, явится ли он сюда сам?
— Если он пустился в бега, то сделал это сразу же после свидания с нами. А если нет, он будет вынужден вновь появиться здесь.
— Я звонил вчера на его работу, в проектное бюро. Сообщили, что он находится в здании.
— Из чего следует сделать вывод: он не беспокоится за своё будущее. Может, мы зря не задержали его на положенные двое суток.
— Надо проверить и сегодня, был ли Врублевский в бюро.