— Его побаивались?
— Вы имеете в виду немцев?
— Да, поскольку с поляками всё ясно: они боялись гестаповцев, потому что каждая встреча с любым из этих извергов, могла закончиться для них трагически.
— Гитлеровцы боялись его не меньше, чем мы. Ведь он был фаворитом самого Гейдриха — второго после Гиммлера человека в СС и полиции. Хотя в районном центре, каким был Брадомск, располагались конторы различных немецких ведомств, теоретически не подчинявшихся гестапо, полновластным хозяином города был, несомненно, Баумфогель, облачённый неограниченной властью и сконцентрировавший в своих руках все бразды правления. Даже гитлеровский бургомистр не осмеливался ему перечить.
— А его начальство не пробовало подрезать ему крылья?
— Я слышал об одной такой попытке, — ответил Рачковский. — Вам, конечно» известно, что гестапо в Брадомске подчинялось шефу гестапо всего генерального губернаторства, резиденция которого находилась в Кракове. Туда, по-видимому, дошли жалобы на самоуправство Баумфогеля, потому что в конце 1941 года из Кракова прибыла специальная комиссия во главе с обергруппенфюрером СС Гансом Шмидтом. Но буквально через несколько дней комиссия по приказу из Берлина была отозвана. Не прошло и месяца, как Шмидт получил назначение в Югославию командиром одного из подразделений войск СС по борьбе с партизанами, и вскоре югославы помогли ему благополучно отправиться на тот свет. А страх и ненависть, испытываемые к ставленнику Гейдриха даже в гестаповских кругах, нисколько не уменьшились. Все только и ждали, чтобы он на чем-нибудь споткнулся.
— Случалось ли шефу гестапо соприкасаться с другими помимо заключённых представителями польского населения?
— Иногда родственники арестованных приходили просить Баумфогеля помиловать их близких. Он никогда не отказывал в приёме жёнам или материм этих несчастных и со злобным удовлетворением извещал их о дате казни или депортации в концлагерь. При этом всегда был предупредительно вежлив и говорил с поляками только на польском языке. Настоящий садист с изысканными манерами. На службе, как, впрочем, и во всём городе, ввёл железную дисциплину. За малейшую провинность отправлял подчинённых сразу на фронт. Поэтому неудивительно, что после гибели в 1942 году могущественного Гейдриха судьба его выкормыша Баумфогеля была предрешена. Он пробыл ещё несколько месяцев на своём посту, но затем, судя по всему, ему посоветовали в Берлине попроситься добровольцем в войска СС, действовавшие на восточном фронте. Такой совет ничем не отличался от приказа. «Друзья» постарались направить его на самый опасный участок фронта — на Курскую дугу. Позднее я сам читал некролог в «Фёлькишер Беобахтер», в котором говорилось, что Рихард Баумфогель погиб «за фюрера и фатерланд».
— Как видите, не погиб, а очень ловко улизнул из армии. Как дезертиру ему бы не удалось надёжно спрятаться в третьем рейхе, поэтому он примкнул к партизанам, а позднее вступил в Войско Польское, Преспокойно жил и работал в Варшаве до самого последнего времени.
— Удивительно сложилась судьба этого человека. Он и сам был личностью с очень странным и сложным характером. Главной особенностью этого человека было стремление любой ценой выделиться, быть непохожим на других. Взять хотя бы историю с фамилией. Ведь фамилия «Баумфогель» обычно пишется у немцев с одним «л», так всегда писал и его отец. Сын, чтобы не походить на «толпу», добавил в немецкое написание фамилии второе «л». Ребёнок из обыкновенной шахтёрской семьи, в которой мать была по национальности полька, в которой доминировали польские обычаи и традиции, он вдруг превращается в фанатичного гитлеровца. Любопытно, что при этом он всегда охотно демонстрировал своё знание польского языка и, как мне рассказывали, любил читать польские книги.
— Вы довольно подробно проследили его жизненный путь.
— Да. Я бы сказал, что, с точки зрения психолога, это очень неординарная фигура. Например, когда Баумфогель узнал, что его дни в Брадомске сочтены, он вдруг освободил из гестапо большинство арестованных поляков. Проявил, таким образом, удивительное милосердие. Но сделал он это не из-за угрызений совести, а назло вышестоящему начальству. Поляков он ненавидел всей душой. Репрессии против местного населения осуществлялись в Брадомске с большим размахом и жестокостью, чем в других городах районного масштаба. Больше было крови и трупов. Баумфогель первым ввёл на территории генерального губернаторства публичные экзекуции. Если в других местах временами ещё можно было надеяться, что невиновного человека выпустят в конце концов на свободу или позволят каким-то образом откупиться, то в Брадомске для тех, кто попадал в гестапо, иного пути, кроме расстрела или концлагеря, не существовало. О необычайном садизме этого типа говорит хотя бы тот факт, что он сам выбирал места для экзекуций, а затем шутил, что был бы крайне огорчён, если бы расстреливаемые не смогли перед смертью насладиться чудесным видом живописного леса и протекающей рядом реки Варты. Вам станет понятнее характер шефа гестапо, если вы побеседуете с пани Якубяк.