Ну и, наконец, давайте разберёмся трезво и непредвзято в истории о так называемом освобождении группы заключённых из подвалов гестапо, — предложил прокурор. — Об этом «подвиге» обвиняемого в Брадомске сложены легенды. Но и здесь вы не найдёте подтверждения гипотезы о возвращении заблудшей души на путь истинный. С Рихардом Баумфогелем такой метаморфозы не произошло. Осознав, что дни его в Брадомске сочтены, он направляет острие своей ненависти уже не на поляков, которых, кстати, по-прежнему люто ненавидит, а на тех, кто смещает его с поста и посылает на восточный фронт, то есть на верную смерть. Поэтому он решает сыграть со своими недругами в Берлине последнюю шутку. Впрочем, Баумфогель не первый в истории, кто отомстил подобным образом за отстранение от власти. Точно так же поступил, например, правитель Венгрии Хидегвари, когда после подавления в 1848 году венгерского восстания император Австро-Венгерской империи сместил его с поста наместника. Хидегвари буквально за несколько часов до истечения срока полномочий наместника помиловал своей властью всех участников восстания, осуждённых на смертную казнь и ожидавших в казематах исполнения приговора. У нас нет точных сведений, сколько заключённых выпустил тогда Баумфогель из застенков гестапо. Наверное, тридцать — сорок человек. Однако эта цифра представляется ничтожной по сравнению с числом узников, отправленных им из этих же камер в свой последний путь— к месту расстрела в лесу на берегу Варты.
Следовало бы также разобраться в героических деяниях Баумфогеля в Войске Польском, — подчеркнул Щиперский. — Ни в коем случае не хочу их отрицать, но необходимо тщательно проанализировать причины поведения обвиняемого в той или иной конкретной ситуации. Общая обстановка складывалась не в его пользу. Рихард Гейдрих был мёртв. Баумфогель потерял своего опекуна и покровителя. Нацистская банда, заправлявшая всеми делами в Германии и почти во всей Европе, никогда не была спаянным коллективом или объединением единомышленников, связанных между собой взаимным уважением и дружескими узами. Внутри этой правящей клики развернулась борьба за власть и влияние не на жизнь, а на смерть. Она не прекращалась до последних часов агонии третьего рейха. Имея в лице Гейдриха могущественного друга, Баумфогель автоматически приобрёл себе немало врагов. Они, когда Гейдриха не стало, моментально вспомнили о кичившемся своей властью и независимостью выскочке из Брадомска, с которым теперь можно было уже не церемониться. Шефа гестапо отзывают и командируют на восточный фронт, где бросают на самые опасные участки боевых действий. Баумфогель понимает, что попал в замкнутый круг, из которого живым не выбраться. Понимает он и то, что приготовленная для него пуля будет не обязательно советского производства. И тогда этот человек делает вывод: надо срочно уносить ноги из армии. Он готовит дезертирство так же старательно, не забывая о мелочах, как готовил когда-то расстрелы в Брадомске. Но куда может убежать дезертир-гестаповец? Перейти линию фронта ему нельзя, даже если бы сложилась подходящая обстановка, потому что там ему предъявили бы счёт за его кровавые художества со всей строгостью закона. Его фамилия уже давно внесена в списки разыскиваемых гитлеровских военных преступников. Найти надёжное убежище на территории всё ещё гитлеровской Германии также вряд ли удастся, как это не удалось, например, участникам сорвавшегося покушения на Гитлера: «добропорядочные» немцы всех их продали ищейкам гестапо за денежное вознаграждение. Так где же всё-таки можно найти укромное местечко для бедного дезертира? На этот вопрос Баумфогель нашёл безошибочный ответ и потому оказался в партизанском отряде поручика Рысь.