— Это вполне объяснимо, — сказал он. — Почти все свидетели сидели в гестаповской тюрьме, где познакомились с распространяемой Баумфогелем легендой о шраме, полученном им якобы в героическом сражении под Ченстоховом в 1939 году. Любимчик Гейдриха просто обязан был иметь хотя бы одно боевое ранение. Ведь он красовался с Железным крестом на груди, якобы пришпиленным ему на мундир самим Гитлером. Рядом с этой наградой лучше смотрелся бы, конечно, шрам, а не родимое пятно. И Баумфогель с лёгкостью сочиняет «сказочку» и в конце концов сам начинает верить в собственную много раз повторенную ложь. Даже в беседе с полькой Марией Якубяк он не мог удержаться от соблазна повторить байку о «боевом шраме».
Польский народ добивается не отмщения, а справедливого наказания палача, — сказал в заключение прокурор. — Обвинение имеет честь просить высокий суд вынести Баумфогелю суровый, но справедливый приговор.
После выступления прокурора судейская коллегия удалилась на получасовой перерыв, не забыв объявить, что после него слово будет предоставлено защите. В кулуарах публика и журналисты оживлённо комментировали речь Щиперского. Преобладало мнение, что перед защитой стоит необычайно трудная, если не сказать безнадёжная, задача. С учётом доказательств, показаний свидетелей, а также доводов обвинения приговор представляется делом решённым. Завсегдатаи судебных процессов были, однако, удивлены тем, что Щиперский не конкретизировал меру наказания и не потребовал смертной казни. Такая неопределённость была несвойственна этому известному правоведу. Неужели и у него возникли какие-то сомнения? Хотя прокурор логично объяснил мотивы появления обвиняемого в рядах Войска Польского, уж не счёл ли он его службу в армии смягчающим вину обстоятельством, которое не позволило обвинению просить высшей меры? Все эти вопросы требовали разъяснения. Вот почему выступление меценаса Рушиньского ожидалось с огромным интересом.
Однако начало речи знаменитого адвоката вызвало у его поклонников сильное разочарование. Меценас вновь повторил всё то, что уже не раз говорил во время допроса свидетелей. Заявил, в частности, что современная наука не в состоянии убедительно доказать, что в мире невозможно найти двух людей с одинаковым строением черепа и одинаковыми родимыми пятнами на правой щеке. То, что, такие двойники пока ещё не были найдены, вовсе не доказывает, что их поиск не может увенчаться успехом. Настоящий судебный процесс, на котором был выявлен редчайший факт тождества двух совершенно разных людей, — яркое тому подтверждение. Именно поэтому, по мнению адвоката, нельзя выносить приговор., основанный на результатах проведённых экспертиз.
Напротив, существуют веские доказательства того, что Рихард Баумфогель погиб в июле 1943 года в сражении на Курской дуге. Об этот говорится в официальном подтверждении американских оккупационных властей, датированном 1947 годом, и в документе, составленном в 1961 году властями Германской Демократической Республики. В немецких газетах был опубликован некролог. И наконец, в Берлине находится могила Баумфогеля. Шеф гестапо был всесилен в Брадомске, когда пользовался поддержкой Рихарда Гейдриха, но после смерти могущественного покровителя должен был распрощаться с мечтой о блестящей карьере. Его послали на восточный фронт, а фактически вынесли ему смертный приговор. Неужели человек, лишённый власти, протекций и перспектив продвижения по службе, низведённый до уровня заурядного офицера одной из дивизий войск СС, мог располагать такими возможностями, чтобы благополучно дезертировать, оставив в служебных документах не только точную дату смерти, но и упоминание о транспортировке тела убитого в Германию для захоронения на берлинском кладбище?
Затем адвокат подверг резкой критике очные ставки, организованные милицией. Их ценность для выяснения истины он приравнял к нулю, поскольку свидетели, узнававшие в обвиняемом Рихарда Баумфогеля, сверяли свою память с опубликованной в газете фотографией. Им особенно запомнилось, что бывший шеф гестапо имел характерный шрам на правой щеке. Этим объясняется безошибочность узнавания обвиняемого. Ведь стоило проявить чуть больше наблюдательности, как сразу же становилось ясно, где лицевой дефект настоящий, а где — нарисованный.
— Принимая во внимание вышеизложенное, — сказал Рушиньский, — я заявляю, что обвинение не справилось с задачей и не сумело подтвердить обвинительное заключение соответствующими доказательствами. Поскольку отсутствие таковых надлежит трактовать в пользу обвиняемого, вношу предложение дело в отношении него прекратить.