Ясное дело, отец даже с велосипедом не справляется, не говоря уж об автомобиле.
То есть он сумел уговорить вашу мать, чтобы она получила лицензию на управление дирижаблем средней величины?
Вполне возможно.
Папочке всегда хотелось обходиться без постоянного места жительства, он мечтал обзавестись дирижаблем, куда поместился бы его нехитрый скарб, конторка и все семейство, чтобы можно было приземляться то тут, то там, по настроению, вечно в пути и никогда не…
Вот Старая Мария и исполнила его желание: за штурвалом сильная женщина, а сам он преспокойно занимается своими писательскими делами…
…причем с большим удовольствием.
«Вашему отцу всегда хочется быть другим и находиться в другом месте», — сказала она. Я сам такой. Видно, от него унаследовал. «А есть фотографии, где ты сама вместе с отцом? — спросил я Марихен, когда она собралась отнести снимки обратно в темную комнату. — Такие, где исполняются желания?» Она долго молчала, потом сказала: «Твоему отцу своих баб хватает! Ему не до меня. Мое дело — щелкать, когда для него нужно снять что-нибудь особенное. Затем — марш в темную комнату! Вот и все. Дерьмовая ситуация, голубчик. Для вашего отца я всегда оставалась Щелкунчиком, и только».
Наверняка старуха сильно переживала. Может, она все-таки была его любовницей в промежутке между другими историями?
Я уехал от нее в Восточный Берлин, на Пренцлауэр-Берг, потому что там…
Похоже, мы еще многого не знаем…
…из того, что щелкала Старая Мария…
…и что интересовало нашего папочку из чисто профессионального любопытства…
…отчего позднее никогда не знаешь, где правда и где вымысел…
Неужели то, как мы здесь сидим и разговариваем, тоже всего лишь его фантазия, а?
Уж это-то он умеет: выдумывать, фантазировать так, что вымысел становится явью, которая отбрасывает тень. Он говорит: «Ваш отец научился этому с раннего детства». И все-таки, дорогая Лена, мы знаем, что жизнь — не спектакль, разыгрываемый на сцене. Помнишь, как мы, оставив Запад далеко позади, двинулись все дальше и дальше на Восток, кругом май, цветет сирень, а я, еще до отъезда в Польшу, попросил тебя убрать из затейливой прически бабочек и птичек, снять слишком яркие побрякушки, поскольку экстравагантные украшения могли шокировать нашу кашубскую родню? Жалко, что Марихен не было с нами, когда мы сидели на кушетке между дядей Яном и тетей Люцией и ты отказывалась есть холодец из свиной головы. Ах, как я гордился своенравной дочкой…
А тебя, малышка Нана, она ловила объективом своей бокс-камеры даже тогда, когда меня не было рядом, но я мысленно держал твою ладошку, которая целиком умещалась в моей ладони. Ведь Марихен знала наши потаенные желания. Поэтому я все-таки оказывался рядом, когда ты вновь теряла ключ от квартиры или карманные деньги. Я помогал искать, проходил с тобой всю обратную дорогу до школы. Холодно, говорил я, теплее, тепло, тепло, горячо… Иногда находилось даже больше, чем было потеряно. Мы оба радовались находке.
Мы смеялись и плакали вместе. Нас можно было увидеть вместе гуляющими рука об руку по Тиргартену или стоящими перед обезьянником в зверинце Цоо. Я навещал тебя чаще, чем это зафиксировал бы документальный подсчет. Сколько нащелкано фотографий, запечатлевших эти счастливые моменты. Ах, если бы сохранились все эти снимки, на которых мы оба…
Оглядываясь назад
Сегодня собралась половина детей, но позднее, сразу после домашней игры футбольного клуба «Сан-Паули» против «Кобленца», к ним присоединится Таддель. Лена оказалась здесь проездом. Лара, выросшая с близнецами и сама вырастившая близнецов, говорит, что неплохо побыть и без… Пат занят зубрежкой, поскольку готовится к экзаменам; Жорж не смог приехать, так как уже несколько недель озвучивает многосерийный телевизионный детектив. От Наны пришло известие, что она принимает роды в Эппендорфе, а кроме того, дескать, сейчас все равно не ее черед; тем не менее она желает всем братьям и сестрам провести не столь тягостный вечер, как в прошлый раз, когда только и было разговоров что о переживаниях детских лет.
Сидят на кухне. Свободное пространство стен украшено современной живописью. Речь должна пойти о жизни в деревне, поэтому приглашение последовало от Яспера, который вчера вернулся из Лондона, где решалась проблема с финансированием нового кинопроекта. Паульхен смог присутствовать, передвинув запланированную поездку в Мадрид, где он живет со своей хрупкой бразильянкой. Жена Яспера, мексиканская патриотка, занимающаяся продвижением современного искусства, пытается уложить спать обоих сыновей. Серьезная и старающаяся не слишком походить на Фриду Кало, она обводит взглядом, по ее выражению, «чересчур немецкую компанию» и говорит: «Не судите своего отца. Радуйтесь, что он у вас еще есть». После чего демонстративно удаляется. Все молчат, будто вслушиваясь в отзвук последних слов. Наконец Паульхен обращается к Ясперу: «Начни ты!»