Двенадцать лет назад ее влекло к Вебстеру. Но и сейчас он заставил ее сердце буйствовать. А ведь он ее даже не вспомнил! Она так ничему и не научилась!
Услышав шаги, Тоня смутилась. У нее даже покраснели уши. Что бы ему сказать… Что-нибудь незначащее, чтобы показать, насколько ей безразличны все эти нижние юбки и голые торсы… Но Вебстер ее опередил:
— Кто такой Чарли? Он, случайно, не родственник Кинг-Конга?
Тоня с грохотом закрыла крышку на кастрюле. Да как он смеет! Однако, увидев Вебстера, она рассмеялась.
— Чувствуешь себя лилипутом, да? Такой большой издатель…
Вебстер оглядел себя и тоже разулыбался. Еще в ванной он несколько раз завернул рукава рубашки и брючины, а пояс штанов приходилось поддерживать, иначе они бы просто упали. Один из самых влиятельных людей в издательском бизнесе, он был похож на мальчишку, вырядившегося в отцовское платье.
— Попробуем облагородить пугало, — с усмешкой сказала Тоня.
Она порылась в комоде. Нашелся ремень, но рядом лежали и голубые подтяжки. В отместку за розовую нижнюю юбку она решила дать ему подтяжки.
— Тебе не кажется, что в них я стану похож на лесоруба без топора? — поинтересовался Вебстер, со скептическим видом изучая подтяжки.
— Не думаю. Разве одежда делает людей? — сказала Тоня, подумав, что все-таки делает. Достаточно вспомнить, как он выглядел в своем костюме, когда только появился здесь.
— Не знаю, но вдруг она делает лесорубов? — пошутил Вебстер, пристегивая подтяжки. — Знаешь, а ведь я голоден, как медведь! Я бы мог расцеловать ноги первой попавшейся жене лесоруба за миску куриного супа.
— А молоко ты пьешь?
— Конечно! — воскликнул Вебстер, принюхиваясь. — Но, клянусь топором, здесь пахнет чем-то посущественней.
Она тоже принюхалась. После душа от женщины обычно пахнет цветами или цитрусовыми. От мужчины после душа всегда пахнет… мужчиной. По крайней мере, от этого мужчины сейчас пахло именно так. И этот аромат оказался таким приятным, что ей стало трудно дышать.
Уже давно Тоня так сильно не реагировала на мужчин.
— Обычный куриный суп, так что нечего тут размахивать острыми предметами, — несколько взбудораженно сказала Тоня и отошла к шкафу — подальше от соблазнительного аромата. Впрочем, она порылась в шкафу, чтобы найти вторую тарелку. — Извини, но я не могу предложить тебе изысканной кухни, к которой ты привык в городе.
Вебстер от души расхохотался.
— Хорошо же — расставим точки над «i»! — Он положил руки на ее плечи и развернул ее к себе. — Еще я не привык кормить шоколадом голодных медведей, топить машины в ямах, уворачиваться от падающих деревьев и, главное, навязываться в гости к людям, для которых мое присутствие нежеланно… И если эти люди мне приносят кастрюльку теплой воды, вручают подтяжки и предлагают тарелку куриного супа, который пахнет… как в детстве… — Вебстер сделал паузу: — Неужели ты думаешь, что я буду привередлив, как какой-нибудь лесоруб, которому вдруг предложат отужинать устрицами?..
Он говорил искренно, и Тоня с озадаченным видом смотрела в его глаза, светящиеся дружелюбием.
Двенадцать лет назад она уже видела нечто подобное. Это было на новогодней вечеринке в издательстве «Тайлер-Ланиер». Он предложил отвезти ее домой. Все тогда было для нее как в сказке: красавец принц ухаживает за крестьянской дочерью, неуютно чувствующей себя в элегантном бальном платье. К тому же она выпила шампанского, пожалуй, больше, чем следовало.
Они расположились на заднем сиденье, над чем-то смеялись по пути к ее дому. Вебстер постоянно называл ее Тамми, и это совершенно ее не расстраивало. Чудом было то, что он вообще ее замечал.
Когда они приехали, Тоня буквально бросилась ему на шею, обвила руками и поцеловала — к его нескрываемому удивлению. Просто так поцеловала, он и не намекал на что-то в этом роде. Ей бы поцеловать в щеку, по-приятельски, но как-то само собой вышло, что Тоня поцеловала в губы. Да, набросилась и поцеловала. И ладно бы еще поцеловала в губы — она не смогла остановиться, и поцелуй затянулся…
И в этом поцелуе сбылось то, о чем она давно мечтала: нежное таяние ее губ.
Губы таяли и таяли, как тает нежный голос скрипки, но все оборвалось на фальшивой ноте, когда Вебстер вдруг оборвал поцелуй. И его взгляд, когда он убрал ее руки со своей шеи, был таким же, как сейчас.
Дружелюбным.
Благожелательным.