8 августа 2008 года.
«Мать-одиночка растит свою дочь скрипачкой…»
Мать-одиночка растит свою дочь скрипачкой,Вежливой девочкой, гнесинской недоучкой.«Вот тебе новая кофточка, не испачкай».«Вот тебе новая сумочка с крепкой ручкой».
Дочь-одиночка станет алкоголичкой,Вежливой тётечкой, выцветшей оболочкой,Согнутой чёрной спичкой, проблемы с почкой.Мать постареет и все, чем ее ни пичкай,Станет оказывать только эффект побочный.
Боженька нянчит, ни за кого не прочит,Дочек делить не хочет, а сам калечит.Если графа «отец», то поставлен прочерк,А безымянный палец – то без колечек.Оттого, что ты, Отче, любишь нас больше прочих,Почему-то еще ни разу не сталолегче.
27 июля 2008 года.
Игорю, в дорогу…
Здесь мы расстанемся. Лишнего не люблю.Навестишь каким-нибудь теплым антициклоном.Мы ели сыр, запивали его крепленым,Скидывались на новое по рублю.Больше мы не увидимся.Я запомню тебя влюбленным,Восемнадцатилетним, тощим и во хмелю.
Знали только крайности, никаких тебе середин.Ты хорошо смеялся. Я помню этиДни, когда мы сидели на факультетеНа обшарпанных подоконниках, словно дети,Каждый сам себе плакальщик, сам себе господин.Мы расстанемся здесь.Ты дальше пойдешь один.
Не приеду отпеть. Тут озеро и трава,До машины идти сквозь заросли, через насыпь.Я не помню, как выживается в восемнадцать.Я не знаю, как умирается в двадцать два.До нескорого. За тобой уже не угнаться.Я гляжу тебе вслед, и кружится голова.
24 июля 2007 года
Это Гордон Марвел
Это Гордон Марвел, похмельем дьявольским не щадимый.Он живет один, он съедает в сутки по лошадинойДозе транквилизаторов; зарастает густой щетиной.Страх никчемности в нем читается ощутимый.По ночам он душит его, как спрут.
Мистер Марвел когда-то был молодым и гордым.Напивался брютом, летал конкордом,Обольщал девчонок назло рекордам,Оставлял состояния по игорнымЗаведениям, и друзья говорили – Гордон,Ты безмерно, безмерно крут.
Марвел обанкротился, стал беспомощен и опаслив.Кое-как кредиторов своих умаслив,Он пьет теплый Хольстен, листает Хастлер.Когда Гордон видит, что кто-то счастливЕго душит черный, злорадный смех.
И в один из июльских дней, что стоят подолгу,Обжигая носы отличнику и подонку,Гордон злится: «Когда же я наконец подохну», —Ангел Габриэль приходит к нему под окна,Молвит: «Свет Христов просвещает всех».
Гордон смотрит в окно на прекрасного Габриэля.Сердце в нем трепыхается еле-еле.И пока он думает, все ли это на самом делеИли транквилизаторы потихоньку его доели,Габриэля уже поблизости нет как нет.
Гордон сплевывает, бьет в стенку и матерится.«И чего теперь, я кретин из того зверинца,Что сует брошюрки, вопит «покаяться» и «смириться»?Мне чего, завещать свои мощи храму? Сходить побриться?»
* * *
Гордон, не пивший месяц, похож на принца.Чисто выбритый он моложе на десять лет.
По утрам он бегает, принимает холодный душ,застилает себе кровать.Габриэль вернется, тогда-то ужможно будет с ним и о деле потолковать.
14 июля 2008 года
По капле, по словцу, по леденцу
По капле, по словцу, по леденцу,Из воздуха, из радиоэфира,По номерам, как шарики в лото,Выкатываясь, едут по лицуИ достигают остального мираИ делают с ним что-нибудь не то
Мои стихи. Как цепь или гряда,Как бритые мальчишки в три ряда,Вдоль плаца, по тревоге чрезвычайнойМоею расставляются рукой.Стоят и дышат молча. И всегдаВыигрывает кто-нибудь случайный.Выигрывает кто-нибудь другой.
11 июля 2008 года
«Все тебе оправдываться – а мне утверждать и сметь…»
Все тебе оправдываться – а мне утверждать и сметь.Все тебе позвякивать – мне греметь,Все тебе стараться – а мне уметь,У тебя станок – у меня огонь, океан и медь,Да и методы, так и так, поальтернативнее.Мне придумать – тебе скривиться и осмеять,Мне идти и идти вперед – а тебе стоять;Тебе вечно учить историю – мне войти в нееАж по самуюдеревяннуюрукоять.
От меня ждут свершений – а от тебя беды,Мои руки мощны – твои худы,Я полна грозового воздуха – ты воды,Пусть прозрачной, медленной и красивой.Тот, кто шел со мной рядом, гладил по волосам,Был причастен к тайнам и чудесам,А потом отпустил рукав и сказал «я сам», —Тот отбрасывается прочь центробежной силойПрямо под ногибеспокойнымбродячимпсам.