Да, я бы мог обчистить ее квартиру. Но у меня на уме было не это. Еще раз взглянув на часы, я решил, что моя знакомая уже спит. Я прошел в прихожую, снял с вешалки пакет, вернулся на кухню, вынул вспышку и включил ее. Вспышка издала писклявый звук, и вскоре на ее задней стенке высветился зеленый индикатор — показатель готовности. Я опустил вспышку на стол, извлек из пакета Зенит. Открыл футляр, снял крышку с объектива, прикрепил к фотоаппарату вспышку. Теперь снаряжение было полностью подготовлено.
Я вернулся в спальню. Она лежала в той же позе, из ее рта вырывалось шумное дыхание, и от этого мне стало противно. Я подошел к ней, пригляделся. Она спала. Тогда я взял ее за плечо и осторожно перевернул на спину. Она что-то забормотала во сне, какой-то бред про Зину, задерживающуюся с работы, но даже не открыла глаз. Я переждал минуту, а потом раздвинул ей ноги.
Место возле двери оказалось самым подходящим. Я занял его. Поймал обнаженное тело женщины в глазок. Задержал дыхание. Мягко нажал на спуск. Раздался короткий щелчок, и комната озарилась ярким светом. На миг я застыл с бешено колотящимся сердцем, ожидая, что вспышка разбудит женщину. Но этого не произошло. Она не пошевелилась. Я взвел затвор. Приблизился к ней. Склонился над телом.
Я придавал ей позы, до которых только мог додуматься. Под конец я потерял всякую осторожность: крутил ее то так, то эдак, каждый раз возвращаясь к двери и нажимая на спуск. Я «отщелкал» все 24 кадра на пленке, и даже, учитывая запас, — все 28.
Разобрал фотоаппарат на кухне. Сразу перемотал пленку и вынул ее из бункера. Сложил свое хозяйство в пакет.
Я хотел зайти к ней. Взглянуть на нее в последний раз, ну, чмокнуть на прощание, что ли. Не стал. Я утратил к ней интерес. Молнией сверкнула мысль: а не ждет ли меня нечто подобное со всеми женщинами? Но вспомнил Лену Озерову и наш с ней любовный роман и успокоился. Просто все случилось столь спонтанно, что о чувствах не могло быть и речи.
Я оставил ее, спящую, в ее квартире. Я выполнил свое дело и, несмотря на гадливость, был доволен. Не имею представления, откуда во мне взялся этот пыл: моя извращенность, когда я фиксировал женщину в разных позах, достигла апогея. Может, у меня открылся еще один дар? Впрочем, всегда есть время над этим подумать, правда?
Глава 15
Ожидание неизвестности хуже самой неизвестности. Еще хуже, если ты знаешь, чего ждешь, но часы при этом растягиваются на долгие и долгие годы. Мне удалось отрешиться вчера: второй выходной я провел за тем, что вынудил себя проспать первую половину дня. Пока я добрался до дома ночью, алкоголь выветрился из моей головы (я очень быстро трезвею; заметил это еще в юности), а сон все не шел. Вот я и взял первую попавшуюся кассету, воткнул ее в свой видак и весь остаток ночи просидел возле телевизора, очень часто ловя себя на том, что бросаю взгляд на маленький столик рядом с диваном. На нем лежала пленка с отснятыми 24-мя кадрами, а учитывая запас, — 28-ми. Но, повторяю, мне удалось отрешиться днем. Когда я проснулся, то сходил в магазин, закупил продуктов. (В последнее время обнаруживаю, что расходы на продукты значительно превышают расходы на бытовые мелочи — положение не из приятных, даже учитывая тот факт, что не так давно нам повысили зарплату. Была там у Коновалова одна женщина, бухгалтер, очень привлекательная… впрочем, не стоит об этом.) Так вот, сходил я в магазин, а после этого занялся другими делами, так что, можно сказать, день прошел в заботах.
Уже ближе к обеду (которого у нас в салоне не было, помните, да?) на следующий день я едва не сожрал свои часы — до такой степени они меня достали своей механической медлительностью. Пленка лежала в кармане брюк — она прожигала материю, не давала спокойно сидеть, не оставляла возможности связно мыслить. Я «долбил» кадры дневных заказов, а сам все думал о своей пленке. Разумеется, я не мог проявить, а тем более отпечатать ее сейчас, в дневное время. В самый неподходящий момент сюда вползет Маринка со своим: «Ого! Ничего себе! Это твое? Сам снимал?» Естественно я отвечу, что это не мое, что друг попросил сделать для него под шумок. Но лучше всего ничего не говорить, а дождаться ночи и спокойно напечатать снимки.