Как это обычно бывает, перед уходом, уже после снятия кассы, Маринка стала тянуть резину. То у ней челка не в тему, то один глаз косит, то прыщ на подбородке. Я курил сигарету за сигаретой — курение помогало мне подавить приступы ярости и не выволочь ее за дверь. Закончила она тем, что пристала ко мне с расспросами о повышении зарплаты.
— Да откуда мне знать про твою зарплату? — взорвался я. — Спроси у Коновалова, при чем тут я!
— Не, ну просто, — затянула она. — Может, ты чего слышал?
— Ничего я не слышал. Последний раз разговор о зарплате заходил тогда, когда ее повышали операторам. Про вас ничего не было слышно.
— Вот, блин! — выразила Маринка свое сексуальное разочарование. — Денег совсем нет.
— И в чем проблема? — не понял я. — Думаешь, Коновалов сам к тебе прибежит: слышь, Марин, тебе денег не надо? На, бери! Соберитесь с Иринкой, насядьте на него. Он мужик неплохой, должен пойти навстречу.
— Эх! — Маринка вздохнула. Видно, ей ох как не хотелось затевать это — собираться с Ириной и наезжать на шефа, требуя надбавки. — Ладно. Поговорю с Иркой.
Она двинулась к выходу, и мне почему-то казалось, что делает она это как назло медленно. Когда она вышла, махнув мне на прощание рукой, я чуть ли не бегом кинулся к проявочной машине, прилепил пленку к «лидеру», запустил в бункер, нажал на «старт». Машина радужно загудела. Пока пленка проходила по «кишкам», я стоял рядом, прислушиваясь и что называется принюхиваясь к любым неожиданностям. Изредка я поглядывал на часы. До приезда Лени Ефремцева оставалось сорок пять минут. Я поразился. Я был убежден, что Маринка мытарила меня куда больше, а оказалось, всего лишь минут десять.
Пленка вышла. Я порывисто схватил ее, словно кто-то намеревался ее отобрать. Усевшись за принтер, я поймал в рамке первый кадр — тот, где женщина лежала на спине с широко разведенными ногами. На негативе ее тело было черным, как после ожогов, но вместе с тем я прекрасно различал все нюансы позы, которую сам же ей и придал. Я отпечатал пленку целиком и отрубил петлю. Я и не курил как обычно, когда ждал выхода ленты из машины. Пока резак выполнял свою задачу, я старался не глядеть на фотографии. Только когда все кадры оказались в сортировщике, я взял стопку и приблизил ее к глазам.
Да уж. Я постарался. Качество снимков было превосходным, а меняющиеся позы — верх совершенства! Несмотря на это, уже после пятой фотографии я начал испытывать странное чувство в животе. Женщина на кровати — она лежала с закрытыми глазами, ее лоснящееся лицо выглядело неестественно-отталкивающим. Она казалась мертвой. Она и была мертвецки пьяной, честно сказать, но ведь на снимках об этом не написано. Будь у меня один такой кадр, возможно, в моей душе и остались бы приятные впечатления. Но 28-кадровое однообразие вызвало во мне разочарование, что неуловимо и быстро переросло в тошноту.
Я выронил стопку на принтер и еле успел добежать до туалета, где меня и вырвало. Я стоял на коленях, скрючившись над унитазом, заходясь в новых приступах тошноты, и в этот момент я понял, почему я все-таки это сделал. Зачем я отправился к ней, зачем взял с собой фотоаппарат. В ту ночь, когда я впервые увидел эту женщину, участвующую в оргии, я впервые не смог проанализировать ситуацию. Это не давало мне покоя. Это оказалось сильнее меня. Поэтому я и решился на отчаянный шаг: собственноручно снять ее, проникнуться ее ощущениями, перенять ее отношение к жизни. Интересно, сколько философов могут похвастать тем, что истина являлась им возле унитаза?
На нетвердых ногах я возвратился к машине. Какое-то время держал в руках злополучную стопку фотоснимков. Затем порвал их. Уничтожил также пленку: разрезал ножницами на мелкие кусочки. Не стоило мне всего этого делать. А может, наоборот: сейчас хотя бы я удостоверился, до какой степени фотоискусство подчинило меня себе. Только что из этого вытекает? Хорошо это или не очень?
Я закурил сигарету, справляясь с остатками тошноты, и принялся ждать приезда Лени Ефремцева.
Глава 16
Мне снился сон… Загадочный, пророчащий о чем-то неотвратимом, предзнаменующий наступление поворотных событий. Я прикоснулся к его оболочке; мне не хотелось позволять ему заглатывать меня целиком…
…В воскресный день заказов было плачевно мало. С утра я провел полную ревизию обеих машин; вместе со мной в помещении находилась Таня Короткова, уборщица. У нее был свой плавающий график, поэтому встречались мы с ней нечасто. Она протирала полы, чистила витрины, выносила мусор. Я успел оправиться после моего приключения с женщиной-незнакомкой и опять стал относиться к работе как к чему-то повседневному, непрерывному, непретенциозному. Никаких дыр, подобных той, что подтолкнула меня на опасный поступок, мне не попадалось. Все же люди хоть в чем-то знали меру, и заказов порнографического содержания встречалось крайне редко.