Глава 21
Это превратилось в настоящую идею фикс. Сам же советовал Галичевой не замыкаться на чем-то одном, и теперь совершаю ту же ошибку. Фотографии резко утратили передо мной свое очарование. Я искал только такие заказы (вы понимаете?), чтобы снова думать, анализировать, изучать. Ничего не получалось. Не было ощущения выхода на новый виток.
На одну минутку отрешенность вернулась. Я закурил и вышел из-за принтера, чтобы размять ноги. Я не стал выходить в салон: сегодня за прилавком властвовала Марина, а мне почему-то начало казаться, что она меня побаивается. Я остановился недалеко от выхода, откуда я не мог видеть ее, но зато мне открывалась замечательная картина из окна.
Денек выдался самый что ни на есть летний. Сверкало солнце, которого я не видел, но его желто-вечерняя вуаль падала на все, что было за окном. Прохожие устало махали на себя руками и свернутыми газетами. Глядя на них, я благословил нашего драгоценного шефа, г-на Коновалова, установившего в помещении кондиционер.
Рядом с окном примостились двое детишек — мальчик и девочка, обоим было лет по шесть-семь. Они приникли лицами к стеклу, сложив руки рупором, чтобы лучше можно было разглядеть внутренность помещения. Их большие, круглые глаза выдавали искреннее восхищение.
Мальчишка оторвался от окна, и что-то сказал своей подружке. Та в ответ убедительно закивала головой, продолжая всматриваться сквозь стекло. Мальчик добавил еще что-то, и они вместе рассмеялись, а потом он схватил ее за руку и потащил прочь от окна. Наблюдая за этими детишками, я на время забыл обо всех своих терзаниях. Если бы жизнь была такая, как эти дети. Искренняя, непосредственная и юная.
Голос в салоне вырвал меня из приятной прострации, и я поморщился. Кто-то бубнил Марине Кудриковой о том, что фотографии стали меньше по размеру, чем были прежде. Я изловчился и незаметно выглянул в салон. Возле прилавка лицом ко мне стоял наш постоянный клиент и воистину нудный мужик Селезнев, не знаю как дальше. В руке он держал снимок, который накладывал на другой, по всей вероятности, заказанный ранее.
— Вот, посмотрите. — Он показал результат Марине. — Фотография меньше. Цены растут, а размер уменьшается.
— Но это просто ошибка печатной машины, — попыталась оправдаться Марина. Тупая отговорка. Уж лучше вообще никакой.
— Знаю я вас! — многозначительно заявил Селезнев. — На всем экономите. Если посчитать, у вас каждый сотый снимок выходит «левый». Люди и так зарплату не получают, а вы все дурите народ.
Судя по твоему частому появлению здесь, ты вряд ли испытываешь трудности с деньгами, подумал я. И раздражение вернулось. Оно как бы взорвалось во мне с мощностью атомной бомбы. Что за козел такой, еще бы линейку попросил! Отпечаток действительно был чуточку урезан, но лишь из-за производственных соображений, а не, как он изволил выразиться, стремления сэкономить.
— А давайте измерим, — вдруг нашелся Селезнев. — У вас есть линейка?
Приехали! Правда линейку просит! Не может человек просто так уйти, обязательно нужно погрызться с кем-нибудь. Я вернулся к принтеру и загасил сигарету. Я хотел заняться работой, но оказалось, что мои ноги тащат меня прямо к Марине Кудриковой и «постоянному» Селезневу.
— А вот оператор. — Марина, едва завидев меня, поспешила отвести от себя огонь. — Спросите его.
Я остановился в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку и глядя Селезневу в лицо. Тот уже вертелся с линейкой, накладывая ее на несчастную подопытную фотографию, шевеля губами, как старая вдова на молебне.
— Слушай, братан… — начал он.
— Я тебе не брат.
Маринка моргнула и вытаращилась на меня. Она, наверное, уже пожалела, что выставила меня крайним. Но было уже поздно: Селезневу как раз требовался такой человек, с которого можно было взыскать по полной программе. Или полной стоимости, смотря чем мерить.
— Да ладно тебе, — отмахнулся Селезнев. Он не замечал моего состояния. Жаль. — Ты лучше скажи: я плачу за отпечаток 10х15, а мне подсовывают фотку, где недостает полтора миллиметра. С какой стати? Я что, печатаюсь по льготной цене, чтобы со мной обращались, как с бомжем?
Ну, чучело. Полтора миллиметра высчитал! И почему как с бомжем? При чем тут бомж?
— Ты мне лучше сам скажи, — очень тихо произнес я. — Твоя жена тоже возится с линейкой у твоего конца перед каждой ночью?
Маринка тихонько ахнула, и ее большие глаза стали огромными. Но их можно было не заметить рядом с зенками Селезнева. Он вылупился на меня, как ревнивый баран на молодую супругу, «оседланную» пронырливым самцом. Верилось, что он еле сдерживается, чтобы не броситься на меня. Если бы он это сделал, я бы его ударил. Мне бы это доставило удовольствие. Но каким-то чудесным образом ему удалось с собой справиться. Возможно, будь в помещении другие посетители, он бы все-таки полез в драку. Надо же показать, как поступают постоянные клиенты с вконец обнаглевшими операторами.