- Что дальше, Фраер?
- Дальше надо освободить парашу для Фили, а Писаного держите покрепче.
Но нервы его сдали, и он вырвался из рук, его державших, кинулся к двери камеры. Из брюк выхватил заточку:
- Порежу, суки!
Он уже хотел тарабанить в дверь и поднял левую руку, но Солдат вскочил на стол и оттуда, ногами вперед, прыгнул на Писаного. Раздался звук удара тела о металическую дверь, и они оба упали на бетон пола. Писаный был без сознания. Ему плеснули водой в лицо, и он заморгал глазами. Трепыхнулся, но руки и ноги его были связаны. Теперь вся камера смотрела на бедного еврея Филю. Солдат подошел ко мне:
- Ты тоже, Фраер, не кипятись. Сядь здесь и сиди тихо. На мне уже два трупа есть, за тебя много не добавят. Понял?
Я посмотрел на Солдата. Его лицо не давало повода усомниться в его словах. В камере было тихо, все ожидали резльтата. Время, казалось, остановилось.
- Филя! как дела? - спросил у еврея здоровенный Леха.
Они сидели оба за общаком, друг против друга.
- Леха, кажется, у меня начинается кадохес.
- Что? - спросил Леха.
- Да понос, придурок! - заорал Филя и кинулся к параше.
- Ура! Филя усрался.
Камера загоготала, завизжала, обрадовалась.
- Прав ты, Фраер, оказался, - сказал Солдат и очень-очень подозрительно на меня посмотрел. - Что дальше?
Я встал со шконки и увидел, что вся камера, сотни глаз смотрят на меня.
- Хата! Что делают с крысой?
- Петушат! - хором, в один голос ответили зеки.
- Ты теперь понял, что дальше? - ответил я Солдату.
- Понял.
И он пошел к шконке, где лежал связанный блатной.
Сквозь "баян" в камеру прокрадывался вечер. В углу, за занавеской из одеял и тряпок,зеки вершили свой суд. Там уже образовалась очередь из тех, кто особенно пострадал от беспредельных законов Писаного. Из тех, кто недлями голодал, не получая свою пайку, а лишь довольствуясь объедками, и те нужно было добывать в борьбе с такими же конкурентами, из тех, кто спал на бетонном полу под общаком или у параши. Так стая волков разрывает своего вожака, когда тот перестает быть вожаком от старости, превращаясь в дряхлую собаку. С остервенением, кровавой злостью униженного и оскорбленного. Очередь не уменьшалась. Я уже выкурил три сигареты, а в том углу все еще суетились зеки, одни стояли ухмыляясь в очереди, другие отходили, застегивая брюки...
Ко мне подошел Солдат:
- Фраер. Сегодня ночью я иду в этап, а утром поднимутся из карцера блатные. Тебе будет плохо. Это быдло не поможет, они вот так же и тебя разопнут за занавеской. Подумай, Фраер, что делать будешь.
- А что посоветуешь?
- Гони малевку вниз, пахану - так, мол, и так, Писаного опустили, теперь я пахан. Если они подтвердят - жить будешь, а нет - завалят.
- Где коногон? - спросил я.
Солдат отошел и вернулся с верзилой с непомерно длинными рукакми.
- Пиши малевку, - сказал мне Солдат. - А ты звони, срочно надо коня отправить.
Коногон только ему известным кодом вызвал на связь соседей, а я и Солдат стояли и ждали ответ.
- Готово, - ответил коногон, - нам идет малевка, - и стал вытаскивать из-под матраца свои причиндалы.
Он минут десять манипулировал у решетки и наконец подал мне малевку. Я протянул ее Солдату.
- Читай сам, тебе здесь жить, - сказал он.
"Найди лоха на Ф. Кончай как можно быстрее. Воля просит.К.".
На какой-то миг я остолбенел. Смертушка пронеслась мимо в каких-то шагах от меня. Еще бы несколько часов, и меня вынесли бы отсюда с заточкой в боку. В этом стаде любой бы согласился меня запороть за кусок сала или за "пых" гашиша.
- Ну, что там? - спросил меня Солдат.
- Привет хате, "колес" просят, - ответил я и полез за сигаретой.
- Ответ будет? - спросил коногон.
- Будет.
На клочке бумаги я написал ответ: "П. в петушатнике. Он крыса. Привет на волю. "Колеса" шлю. Фраер". Свернул бумажку в трубочку и подал коногону.
- Солдат, где "колеса"?
Он на секунду замешкался, а потом, сообразив, что я от него хочу, сказал:
- Ты что, Фраер, очумел, они ж тебя порвут, как грелку. Не дури.
- Неси,- приказал я.
Солдат принес таблетки, я их передал коногону:
- Упакуй и гони вниз, отгонишь, связь прекращай.
- Как скажешь, ты теперь пахан.
Появился Солдат.
- Петух очухался, что будем делать?
- Ломись в дверь, пусть опускают в обиженку.
Он молча повернулся и пошел к двери, а через минуту здоровяк Леха уже громил дверь.
- Чего надо? - раздался голос Славкиного напрника.
- Командир, - заорал Соладт, - петух в хате!
Открылась кормушка.