Солдат замолчал. Стало тихо.
- Потом трибунал. То да се. Папа, мама, генералы засуетились. Я возьми да ляпни: после иглы я их кончил. Полковник в трибунале и охерел. Короче - червонец мне на уши - и в зону, но до зоны я не доехал. Папа, видать, бабки заложил, и меня повезли поближе к дому. На одной пересылке вот такой же Писаный попался, козел конченый. Я ему челюсть свернул и руки повыломал. Пупкари кинулись на меня, и им досталось. Троих отправил в госпиталь, а мне снова суд - бунт в местах лишения свободы, и к червонцу еще пять. И вот теперь везут в спецлагерь. Вот так, Фраер, я свою жизнь и прожил. Быстро и незаметно. Ни одной бабы не помел,а сколько можно было и в Таджикии, и в Чечне. Грязь кругом, обман и мерзость. Человечество себя изжило. Впереди не конец света, а пропасть.
- Тебе сколько лет, Солдат? - спросил я.
- При чем здесь это, Фраер? Разве дело в годах? Да я за свои двадцать три года видел столько, что другим на всю жизнь хватит и еще останется.
- Я, Солдат, тоже погибал, и мне тоже порой жить не хотелось, но, поверь, жить надо даже тогда, когда невыносимо трудно.
- Брось, Фраер, не лечи меня. Менты говорят, что из этой спецзоны никто не уходил. Я хочу попробовать, вот теперь какой у меня интерес к жизни. Орел или решка.
За дверью засуетились, послышались голоса и топот сапог.
- Если позовут по одному, иди первым, - попросил Солдат.
Дверь раскрылась, и пупкарь приказал:
- Выходи по одному, с вещами.
Я вышел. В середине "вокзала" стоял стол, на нем папки с документами.
- К стене. Вещи на стол. Раздеться догола, живее, - командовал здоровенный сержант ВВ.
Я положил сидор на стол, даже не зная, что в нем лежит. Его мне передал Славик, когда вел сюда. Отошел к стене и стал раздеваться. Снял с себя все до трусов и стоял, глядя на конвойного.
- Догола, лицом к стене,- вяло командовал сержант, - руки на стену, ноги шире. Шире, сука, - и он ударил меня ногой по почкам. От неожиданности я упал на колени. - Встать! Лицом к стене. Руки! Руки на стену. Ноги шире, - продолжал гундосить сержант.
За спиной шмонали мой сидор.
- Далеко собрался ехать. Шмотки путевые. Ты швы проверь, а салом он хочет с нами поделиться - ха-ха-ха-ха, - раздался смех за спиной. - Николай, ты говорил, что у тебя портянки старые. На вот хорошие - новое махровое полотенце. Зек пошел крутой, привыкли, суки, на островах загорать. А что у него? Хищение, мошенничество, да тут полкодекса, пятнадцать тонн весит. Молодец!
Сержант снова подошел ко мне.
- Ну-ка, голубок, раздвинь ягодицы! Ты там ничего не прячшь?
Я повернулся к нему лицом и ответил: