- Да пошел ты...
Но договорить не успел. Сержант моментально понял, куда я его хотел послать, и резким, коротким ударом меня самого послал на пол. Мне показалось, что я еще не долетел до бетона, как он поддел меня ногой, потом еще раз.
- Встать. Руки за голову. Ноги на ширине плеч, - вяло, как бы между прочим, говорил сержант. - Вот так, молодец.
Он подошел ко мне спереди и посмотрел в глаза.
- Ты что-то хотел сказать, гнида?
Я молчал.
- Оставь его, Борисов, - донеслось от стола.
- Да он, сука, ноги не раздвигает, - ответил сержант.
- А ты помоги ему, - опять тот же голос из-за спины.
И сержант ударил меня в живот. Дыхание перехватило, и я согнулся перед ним, обхватив себя руками.
- Смотри, сгинается! Раздвинь ляжки, падаль.
Я молча повиновался. Как только мои руки раздвинули ягодицы, я почувствовал резкую боль...
Сержант засмеялся:
- Чисто. Одевайся.
Я обернулся. Сержант стоял от меня в двух шагах, вытирая руки о мою адидасовскую куртку и улыбался. Я сделал шаг к своим вещам, нагнулся, как бы за брюками, а потом резко выпрямился, сделал шаг к сержанту и снизу, вложив всю злость и вес своего тела, ударил его ниже ремня. Он даже не ойкнул. Раскинув руки, свалился между мной и столом. Из угла ко мне бросились два солдата ВВ, а со стороны тюремной двери пупкарь с дубинкой наперевес.
Били они меня долго, пока я не понял, что они отбивают мне мой ливер. Я бросился на солдата, что был в это время ко мне ближе, но пупкарь не рассчитал удара, и я свалился на пол. Уже на грани сознания я ощутил холод бетонного пола голым телом и услышал голос мента: "Готов"
Очнулся я в отстойнике, на полу. Рядом кучей лежали мои вещи. Тюремный врач тыкала мне под нос нашатырь и терла виски. В дверях стоял пупкарь и о чем-то спорил с офицером ВВ.
- Он уже ваш, товарищ капитан. Мы его сдали. Документы у вас, шмон рошел, так что он ваш.
- А если я его не довезу? - артачился конвойный капитан.
- Доктор еще ему укол сделает, - упрямился пупкарь, - доедет.
Вмешалась докторша:
- Он уже очнулся. Вполне здоров.
Капитан отодвинул рукой пупкаря и вошел в отстойник.
- Идти можете?
Я и впрямь чувствовал себя не совсем плохо, но если бы у меня была дорога назад, я бы вернулся.
- Да, я в порядке.
- Одевайтесь!
Когда я вышел из отстойника, ни стола, ни солдат уже не было.
- Борисов, - крикнул капитан, - наручники!
Сержант сцепил мои запястья "браслетами", подхватил мой сидор,и я поплелся с головокружением к автозаку. Две собаки по бокам встретили меня злобным рычанием.
- В машину! - приказал капитан.
Борисов помог мне влезть в "воронок", там уже сидел Солдат.
- Ну, как ты, Фраер?
- Не разговаривать! - рявкнул Борисов.
Потом голос капитана:
- Во время следования автозака не петь, не кричать, не разговаривать. С мест не вставать. Не курить.
В "воронок" впрыгнула овчарка и следом молоденький солдат-проводник. Дверь захлопнулась. Заурчал мотор, открывая тюремные ворота, и автозак тронулся. В неизвестность.
Я мысленно прикинул путь "воронка" от тюрьмы до вокзала, и получилось, что мы будем ехать по моей улице. "Моя улица! Когда же это было, в какой жизни?"
Наконец машина остановилась. Захлопали дверцы, послышались голоса конвойных и лай собак. "Приехали", - подумал я. Открылась дверь фургона, и капитан предупредил:
- При попытке к бегству конвой стреляет без предупреждения.
Солдат-проводник спрыгнул со своей овчаркой на землю и тут же раздалась команда:
- Выходи по одному! Руки за спину!
- Иди первым, - прошептал Солдат.
Я направился к выходу, мои руки были скованы наручниками сзади, и я остановился в дверях. Прыгать было высоко.
- Семенов, помоги ему! - крикнул сержант, и молодой вэвэшник,стоявший рядом с фургоном, помог мне спуститься на землю.
До вагона было метров пять. Вокруг стояли солдаты с автоматами, и две собаки смирно сидели у ног своих проводников. Была прекрасная весенняя ночь. Секунду помедлив, я двинулся в сторону вагона между солдатами и собаками. Но не пройдя и половины, я вспомнил о своем сидоре, повернулся и сказал:
- Сержант, не забудьте мой сидор.
И в это же мгновение я увидел в проеме дверей автозака Солдата. Он стоял, чуть пригнувшись, словно приготовился к прыжку, а потом вдруг крикнул зло и жестко, на всю станцию: "Фас! Фас!" - и мой мешок полетел через головы солдат за их спины в сторону от вагона. Как только мешок глухо упал на землю, два пса рванулись к нему, сбивая с ног своих проводников, а Солдат, оттолкнувшись от фургона, прыгнул через мою голову ногами вперед на стоявшего у дверей вагона капитана. Правая нога Солдата ударила его в голову, а левой он угодил офицеру в живот. Тело капитана ударилось о вагон и обмякло. Солдат же устоял на ногах и, чуть пригнувшись, бросился под вагон. Все произошло в доли секунды. Псы еще рвали мой мешок, видимо почуяв там сало, а проводники пытались встать и орали: "Фу! Фу!" Первым опомнился сержант Борисов. Он подскочил ко мне и двинул по голове рукояткой пистолета. Второй раз за эту ночь я принимал горизонтальное положение. Вокруг забегали солдаты, я потерял сознание.