- Помилуйте, голубчик, какие женщины? Я сам уже забыл, как они пахнут. Видите? - и он обхватил руками свой живот, - зеркальная болезнь!
Мы посмеялись, и все осталось, как прежде. Я забыл думать о Фирсе, о Гуре, о солдате Севастьянове, и только мысли о детях приводили меня в гнетущее состояние.
Часть вторая. Продолжение.
* * *
За неделю до Нового года в камеру, а это уже была девятая камера в девятой тюрьме, вошли два сержанта-охранника.
- Стричься, бриться, одеваться! - скомандовал один из них. - Садитесь!
В руках у него была машинка для стрижки. Обычная машинка, такой меня в детстве стирг отец.
Я молча, в недоумени повиновался. "Это что-то новое. - подумал я. - А что же в сумке?" Когда сержант закончил свою работу, я увидел свои волосы у себя под ногами - голова была совершенно лысая. Сержант вывалил на шконку содержание сумки: зековский бушлат, черный хлопчато-бумажный костюм, сапогии нательное белье, какое я надевал последний раз еще в армии. Были там и трусы, и носки, пара портянок и, конечно же, черная зековская шапка. На груди куртки и бушлата уже была пришита бирка с моей фамилией. "Это зона!" - решил я, и мне стало грустно. Я уже привык к своему одиночеству, к тишине и покою одиночки, людей я боялся.
В камеру вошел майор с папкой в руке.
- Вы готовы? - спросил он.
- Готов, - ответил я.
Он приказал сержантам:
- Ведите.
На этот раз это был обычный автозак, холодный и грязный, со специфической вонью тюрьмы. Мороз был адский, и я через полчаса замерз, загрустив по своей теплой камере. Ехали долго, казалось, этой дороги в "никуда" не будет конца, но всему в этой жизни есть конец - и радостям, и мучениям. Машина остановилась.
- Выходи! - прозвучала команда, и я выпрыгнул на белый снег.
Это была зона! А кругом лес. Воздух чист, синь неба раскинулась во всю ширину взгляда, а под этой небесной синью колючая проволока, вышки и низенькие бараки.
Меня принял дежурный, и майор навсегда исчез из моей жизни за дверью дежурки. Все происходило словно в тумане. Меня душили слезы. "Кинули, как фраера!"
За мной пришел нарядчик, огромный детина. "Бороздин Н.П.", - прочел я на бушлате. Мы вышли из дежурки и по дорожке направились к одному из бараков.
- Издалека?
- С юга,- ответил я.
- Ну-ну, я сам с юга, из Анапы. Слыхал такой город?
- Да. Я там часто отдыхал последнее время и пацаном ездил в пионерский лагерь в Абрау-Дюрсо.
- Есть такие места там. А к нам надолго?
- На весь остаток, - ответил я.
- Ну-ну! - опять неопределенно "нунукнул" Бороздин. - Что делать умеешь? - спросил он, когда мы уже подходили к бараку. - У нас два производства - столярка и слесарка. Зона маленькая. Всего триста харь. Жить можно, а если нет профессии и руки из жопы растут, то есть у нас бригада обслуги. Так себе, по зоне то покрасят, по подажут. Эти на пайке живут, а кто пашет, тот на своем котле.
Мы вошли в тепло барака. Мне показалось, что я попал в рай от нахлынувшего на меня жара.
- Пойдем, я тебя запишу, а потом в отряд. Ты чифиришь?
- Да, - ответил я, хотя до этого дня чифирь не пробовал.
- Тогда пошли чифирнем. А может, ты жрать хочешь?
- Нет, благодарю.
- Ну-ну, - опять заладил свое Бороздин.
В его нарядской мы попили крепкого чая с печеньем. Он записал все, что было необходимо, в свой толстый журнал.
- Так, говоришь, к нам на остаток? - начал нарядчик разговор, отложив журнал.
- Наверное, - ответил я.
- Ну-ну! У нас здесь все тяжелые, срока под завязку. Народ разный. Есть люди по жизни, а есть и сволочи конченые. Походи пару дней, посмотри, а там решим, куда тебя пристроить. Может, земляков встретишь, с этапа кого увидишь. А теперь давай топай. Как отсюда выйдешь, пойдешь налево, метров сорок барак будет, там найдешь Корейца, он тебя устроит. Ну, бывай.
Я поблагодарил Бороздина за чай и вышел на мороз. Пока я шел эти проклятые сорок метров, мои ноги задеревенели. "Мороз градусов полста" - решил я. - Что же это за география такая, в декабре такой колотун?"
Кореец оказался настоящим корейцем.
- Новенький, - обрадовался он.
- Новенькие рубли бывают и шлюхи в борделе, - ответил я.
Он косо на меня взглянул своими щелками-глазками, но промолчал.
Весь следующий день я шлялся по зоне. Зеки жили в двух старых бараках. В бараке, где была нарядская, еще была баня и канцелярия, где зеки-бухгалтера, зеки-экономисты колдовали над расходами и доходами зоны. В кирпичном, видимо, недавно построенном бараке, размещалось производство. Там зеки сколачивали тарные ящики, а более додельные собирали мебель. В другом крыле здания была слесарка. Там трудилась совсем уже элита - собирали кровати и, как ни странно, делали замки. Два молчаливых грузина штамповали гвозди. К зданию администрации я не подходил - с ним все было ясно. Чуть поодаль, за двумя рядами колючки, между которой бегали псы, находилась больничка, на зековском жаргоне - "Крест".