- Старик, - говорил Дима, - если бы мне не платили, спортсменом я бы не стал. Ишачил бы на заводе, как мой отец, пил горькую и любил баб. Я пришел в большой спорт вечно голодным пацаном в рваных тапочках на босу ногу. Я тренировался до изнеможения,стараясь быть первым, потому что первому больше платили. Это потом пришла слава и большие деньги.
- Дима, - перебил я его, - так это тоже бизнес. Ты же продал себя за деньги, за славу.
- Нет. Я служил Родине, а Родина...
- Служил Родине за деньги, - опять перебил я его.
Мы выпили, и он завидным упорством продолжал:
- ...а Родина мне заплатила стипендией в триста баксов и этой конурой на краю Москвы. Мне сорок семь, а я никому не нужен. Ни семьи, ни друзей.
- Дима, Дима, тебя понесло. Семьи нет - это верно, но друзей у тебя более чем достаточно. Тебя оскорбляет, что перестали узнавать, перестали кланяться - ушла слава? Так слава, Дима, она проститутка была и есть проститутка. Она служит и дается только сильным. А ослаб - ан и нет ее. Блядь она, одно слово.
- А ты? Ты чему служишь?
- Я? Я служу любви.
- Любви нет, - говорит он и стучит пальцем об стол.
- Я служу любви к деньгам, а деньги - это власть. Это единственное, ради чего стоит жить. Я переживу все в этой жизни и все могу себе позволить. Не переживу и не позволю себе только нищету.
В дверях появилась Елена.
- Мальчики, уже четыре утра. Не пора ли закругляться и заканчивать свой диспут?
Дима поднял руки вверх и сказал:
- Слово женщины - закон.
Несколько московских дней, пролетевших как сон, отвлекли меня, и ох как трудно было возвращаться в реальную жизнь.
Вадим рассчитался со мной точно в срок. Мы уже не целовались при встрече, а расставаясь, он сказал: "За тобой первый тайм".
Часть 1.Продолжение.
* * *
По приезде домой я еще два дня не появлялся в офисе. Первый день полностью провел на корте и лишь к вечеру, уставший, но довольный, приехал домой. Весь вечер был с детьми, и не было человека счастливее меня в те часы. На второй день вместо школьных занятий и детсада я повез детей сначала в зоопарк, а потом в парк на "чертово колесо". Радости и веселью не было конца. Мы вернулись домой счастливые, и за обедом, который перетек в ужин, перебивая друг друга, дети вспоминали то грустного верблюда, то неподвижного и оттого не страшного крокодила и всех-всех зверюшек и птиц из городского зоопарка.
Ночью я курил в своей комнате, и мне было грустно. "Наверно, это и есть настоящее счастье - дети, а я несусь вскачь, но куда?.."
Рано утром поехал на корт и провозился полтора часа с пенсионером-полковником. Игра не шла, и я уже подумывал ее сдать, но старичок так явно был доволен собой, что я его возненавидел - сначала выиграл подачу, а затем гейм за геймом и всю игру.
В офис я приехал к десяти в хорошем настроении. Меня встретили так, словно я отсутствовал не менее года. Сбежались все, но Паша быстро навел порядок, разогнав сотрудников по абинетам.
- Признаться, я не все понял, но операция прошла на "ура".
- Да, Павлик. Все прошло отлично, если бы не шампур в моем сейфе.
- А чье это ухо? - спросил Паркет.
- Я не знаю, но рад, что не твое.
- Андреич! Давай договоримся...
Я его перебил:
- С каких это пор ты решил, что со мной можно договориться? И о чем ты можешь со мной договориваться?
- Я просто предлагаю забыть то, что было.
- Предлагаешь? Я думал, ты будешь просить.
Он молчал. Молчал и я. Тишина, казалось, рвала уши.
- Мне уйти? - спросил Павел.
- Да. А через час с документами по Саратову ко мне. И еще - что с минералкой?
- У меня все готово.
- О*кей. Начинаем работать.
Система "купи-продай" себя изживала. На этом рынке пояаились молодые, хамовитые ребята, способные за пару-тройку лишних "лимонов" продать и мать родную. Все чаще стали стрелять в партнеров при дележе добычи или за место под солнцем на рынке. А кинуть клиента вообще считалось высшим пилотажем и уже не скрывалось, как нечто позорное или тем более уголовное дело: "Кидай сам или кинут тебя!" - под таким лозунгом жил рынок в России. Продажные чиновники торговали всем и вся, только не своим креслом, а некоторые шли дальше - недавно администрации стояли на страже президентских указов, а уже сегодня в какой-нибудь фирмочке попирают эти же указы. Клич первых коммунистов "Грабь награбленное" приобрел новое звучание, и теперь растаскивали саму Россию, а в результате: один сыт - сотни голодных.
Через час Паша появился в моем кабинете с папкой в руках.