— Это хозяин кафе, в котором я пила чай, — сказала она. — Облик человека — это интереснейший сюжет, на мой взгляд.
Даниэль правильно оценил ее: Валери была исключительно талантлива. Ее искусство поражало своей изумительной реалистичностью. Когда она закончила говорить с Морисом о своих рисунках, глаза ее блестели, а теперь лицо снова омрачилось.
— Но скажите мне, пожалуйста, кто это?
Морис вздрогнул, почувствовав прикосновение ее теплой руки.
— Вероятнее всего, Оноре Дюпон.
Она отдернула руку.
— Ах, так вы его знаете?
— Нет, но мне известно, что Даниэль обнаружил рисунок его головы среди ваших прочих рисунков.
— Но почему он не сказал об этом мне?
— Вероятно, ему не представился подходящий случай.
Она кивнула.
— Видимо, в этом деле он доверял вам больше, чем мне, — тихо проговорила она, а затем с беспокойством добавила: — А он говорил вам, что мне грозит опасность?
— Мне думается, вам нечего опасаться.
— Но восемь дней назад Дюпон все же интересовался мной.
— Вероятно, он всего лишь хотел пополнить свои сведения о Даниэле, и при этом неожиданно сам попал в беду: столкнулся с таким редким человеком, как вы. Теперь его лицо запечатлено, а это может привести к тяжелым последствиям.
Валери испытующе посмотрела на свою работу, а затем вырвала лист из альбома.
— Вы думаете, полиции это пригодится? — спросила она.
— Комиссар Фушероль будет просто счастлив. Получить портрет убийцы — почти так же важно, как узнать его имя.
Как-то незаметно Морис и Валери стали чувствовать себя как добрые товарищи, и они решили на следующий день вместе отправиться на набережную Орфевр.
— Я заеду за вами, — сказал Морис.
Валери так доверчиво смотрела на него, что ему захотелось рассказать ей все, что ему было известно, чтобы его не мучила совесть. Но должен ли он сообщить ей о рукописи Даниэля, прежде чем она пойдет в полицию? В данный момент он не мог этого решить и закурил сигарету.
Кто-то постучал во входную дверь. Тихий стук был похож на условный.
— Это консьержка, она не звонит, — пояснила Валери и пошла открывать дверь.
На пороге появилась симпатичная брюнетка.
— Вам письмо, мадемуазель Жубелин.
Валери взяла письмо, не проявив к нему интереса. Ее мысли были заняты другим.
— Спасибо, мадам Барбье, — сказала она. — Не зайдете ли на минутку?
Брюнетка вошла и подошла поближе. Когда она заметила Мориса, то по ее глазам он понял, что она приняла его за нового друга Валери.
— Вчера я спрашивала вас, не живет ли в нашем доме мужчина по фамилии Дюпон, — продолжала Валери.
— Да, и я ответила вам, что здесь определенно нет человека с такой фамилией.
— Верно, а теперь взгляните, пожалуйста, на этот рисунок.
Мадам Барбье внимательно посмотрела на эскиз.
— Нет, — ответила она, — этого господина в нашем доме я не видела.
— А где-нибудь еще? — спросил Морис.
— Тоже не видела. Я вообще его никогда не видела, — консьержка указала пальцем на эскиз. — Такого человека не так-то легко забыть.
Потом она повернулась и вышла.
Погруженная в раздумье Валери уставилась в одну точку перед собой, держа в одной руке альбом, а в другой — письмо.
Чтобы поддержать разговор, Морис сказал:
— Это была очень хорошая мысль с вашей стороны — показать консьержке эскиз. Было бы неплохо, если бы она узнала Дюпона. Но я не смею вас больше задерживать. Читайте спокойно ваше спешное письмо.
Он тактично отвернулся, взял с кушетки пальто и надел его.
Валери углубилась в чтение письма, но это продолжалось лишь минуту.
«Вероятно, это письмо с соболезнованиями», — подумал Морис.
В это время он принял решение повременить с сообщением Валери о рукописи: для этого время будет еще завтра.
Он кашлянул, и она взглянула на него.
— Так, теперь я пойду, — сказал он.
Она устало улыбнулась, а ему очень не хотелось с ней расставаться.
— Что вы собираетесь делать? — спросил он.
Она пожала плечами. Он почувствовал, что ей хочется остаться одной, и поэтому сказал:
— Итак, до свидания, мадемуазель Жубелин.
Маленькая ручка, которая еще совсем недавно была теплой, теперь же холодная, как лед, оказалась в его руке.
— До свидания, мсье Латель.
— Я позвоню завтра утром.
Он был бы рад, если бы она его задержала, настолько приятно было ему находиться в ее обществе. Он неохотно направился к выходу. Он уже взялся за ручку, когда Валери схватила его за руку.
— Ах, прошу вас… — тихо произнесла она.
Ее широко распахнутые глаза теперь были полны тоски. Она покачнулась. Морис положил ей руку на плечо и повел к кушетке. Она упала на нее и залилась слезами.
— Я вам солгала, — сказала она, — я… я не из газет узнала, что Даниэль умер. Я знала об этом уже сегодня утром. Весь день я работала и не смела никому рассказать об этом.
Морис молчал, зная, что в такой момент слова неуместны.
— Целый день я вздрагивала от малейшего шороха.
Ее искаженное страданием лицо было подобно бледной маске.
— Сегодня в шесть часов утра он мне звонил, — призналась она.
— Дюпон?
— Да. Он представился: говорит Оноре Дюпон. Я была совсем сонная.
— Какой у него был голос?
— Низкий… и какой-то…
— Заискивающий, маслянистый?
— Да-да, именно. Он сказал, что я единственный человек, с которым Даниэль встречался после разговора с ним. Правда, в этом он заблуждается, потому что вы тоже…
— Это что-то новое, — заметил Морис.
— Видимо, он заметил, что я не понимаю, чего он хочет. Во всяком случае, он сказал, что если я ничего не знаю, то мне нечего бояться. В противном же случае я должна молчать, иначе со мной будет то же, что и с Даниэлем. А затем он совершенно равнодушно заявил, что он убил Даниэля. Вот и все. Потом он повесил трубку.
Морис снова снял пальто. Сигарета у него погасла, и он раздавил ее в пепельнице.
— И вы ему поверили? — спросил Морис.
— Конечно, нет. Мне не верилось в это, но я несколько раз звонила Даниэлю и, конечно, безрезультатно. Потом я пробовала звонить ему с работы и тоже тщетно. Но я все еще думала, что кто-то зло пошутил надо мной, пока в половине двенадцатого не появилось сообщение по радио.
Остальное нетрудно было угадать. После подтверждения слов Дюпона, его угрозы приобрели новое значение. Валери стала бояться.
— Я никому ничего не сказала, — произнесла она.
— Но мне все же…
— Вы знали больше, чем я. Мне даже было неизвестно, что я зарисовала в альбоме Дюпона.
— Счастливый случай, иначе бы вы уничтожили эскиз.
Валери ничего не ответила на это. Она вынула из сумочки спешное письмо, спрятанное ею туда, и протянула его Морису.
— Прочтите.
На белом листе была всего одна строчка. Она была написана большими печатными буквами красными чернилами:
«МОЛЧИТЕ, ЕСЛИ НЕ ХОТИТЕ УМЕРЕТЬ».
Адрес на конверте был написан тем же шрифтом.
— Он хочет произвести на вас впечатление.
— Этого же он хотел по отношению к Даниэлю, — с горечью проговорила Валери, а затем добавила нежным голосом: — Пока вы здесь, я чувствую себя в безопасности, а когда пришло письмо и вы собрались уходить, я испугалась.
— Надевайте пальто и пойдемте ко мне, — сказал Морис.
— Куда?
— Ко мне. — И, чтобы не создалось ложное впечатление, он добавил: — Я живу вместе с моей девятнадцатилетней дочерью. Вы можете расположиться в ее комнате.
Пока Валери собирала в ванной свои туалетные принадлежности, Морис снова исследовал письмо. Оно было написано авторучкой, и то, что оно было анонимным, вполне соответствовало его представлению о Дюпоне. Если полиция исследует его в лаборатории, то станет известно: где и когда он мог купить такую бумагу и такие чернила. Значит, данных еще прибавится, но важнейшим из них был портрет Дюпона.