========== Луч света во мраке ==========
Огромные снежинки, похожие на клочки белого меха, медленно падают с неба в объятый тишиною лес. Не слышно ни зверей, ни скрипа потяжелевших от снега ветвей, ведь даже вечно завывающий ветер куда-то подевался и больше не раскачивает их. Тишина абсолютна, нерушима, и под её невидимой опекой снежинки покрывают дорожку из глубоких следов и пятен крови. Сама дорожка тянется из чащи и обрывается посреди поляны, на которой сидят двое.
Айа головой лежит на коленях Урума и окровавленной ладонью сжимает его ладонь, а тот, нависнув над ней, прячет её лицо от снегопада. Свободной рукой девушка держится за торчащий из груди обломок клыка, который спасает ей жизнь и одновременно медленно вытягивает её. Придерживая любимую, Урум чувствует — её дыхание становится слабее, а ещё утром сильная хватка уже едва ощутима. Оба понимают — пришёл её миг отправиться к предкам. Урум хотел помочь ей, но Айа запретила спасать ей жизнь, ведь заботясь о ней, он сам может погибнуть. Она надеется умереть на этой поляне в его руках, а Урум не может отпустить её.
С самой первой их встречи она стала для него всем. Детьми они вместе сбегали на охоту, попадали в бесчисленное множество бед, предавались любви и путешествовали. Айа и её мечты — единственная для Урума причина блуждать по бесконечным снегам ради призрачной надежды найти тёплые земли и спокойное будущее вместе. Да, именно она научила его мечтать о будущем, а не думать только о сегодняшнем дне. А теперь всё стремительно тает, словно снежинки в огне, — так легко и безвозвратно. И единственная его мечта никогда не сбудется.
Не в силах больше смотреть в переполненные болью глаза цвета летней травы, Урум наклоняется и прикасается щекой к щеке, которая так же холодна, как и ладонь. А её дыхание по-прежнему горячо, как и в моменты их близости. Оно проникает под надетые на него шкуры и согревает сильнее пламени, пока неожиданно не обрывается. Урум отстраняется от любимой, а её глаза навсегда закрылись и больше не смотрят на него. Он остался один. Без неё.
Не сдерживаясь, Урум завывает на всю округу и прижимает любовь всей своей жизни к груди, в которой навсегда поселилась ранее незнакомая ему пустота. Пусть хищники услышат его, пусть растерзают и прекратят муки. Он не хочет жить в мире без неё. Ответом на его страдания становится безразличная тишина леса, а холодные снежинки падают ему за шиворот, словно желая усилить его боль, а не прекратить её. Тогда Урум решает сделать всё сам и осторожно кладёт тело Айи на снег, после чего отодвигает с её груди разорванные, пропитанные кровью шкуры. Глубокие раны от когтей и клыков тигра больше не кровоточат, отчего кажутся ещё более ужасными. Глядя на них сейчас, Урум понимает — сколько бы ни старался, сколько бы не вспоминал как она его лечила, не смог бы спасти её — не сам и не в подобных обстоятельствах.
Всё так же сидя в снегу, Урум раздевается сам. Одна за другой тёплые шкуры падают в снег, обнажая бледную и покрытую шрамами кожу, под которой выступают закалённые суровой жизнью мышцы. Раньше скрытая в них сила казалась ему возможностью защитить Айю от любой беды. В итоге они оказались бесполезны против истощённого тигра в засаде. Ему холодно, а кожу покрывают снежинки, похожие на клочки белого меха, но не греют, а жалят кожу своим холодным касанием, а Урум не обращает на них внимание. Дрожащими руками он прикасается к груди любимой и больше не чувствует бьющегося сердца, под стук которого любил засыпать. Его пальцы ухватываются за скользкий от замёрзшей крови обломок клыка, и он осторожно тянет его, боясь причинить Айе ещё больше боли. Любимая и так уже достаточно настрадалась. Когда обломок извлечён, Урум осматривает его: слегка приплюснутый и большой — длиной с мужскую ладонь.
Урум сжимает в кулаке клык и прижимает его остриём к собственной груди напротив сердца. Дыхание становится тяжёлым, глубоким, отчего грудь каждый раз высоко вздымается. Он смотрит перед собой в бескрайнюю глубину зимнего леса и медленно заносит свободную руку для удара. Ему страшно умирать, ведь в мечтах Айи они всегда умирали в глубокой старости где-нибудь вдали от холода. Но жить без неё ещё страшнее, и свободная рука со всей силы летит прямо на слом тигриного зуба…
— …А-а-а!..
Полный боли крик вырывается из груди Влада. Всё ещё крича, падает с кровати на пол вместе с пледом, двумя руками цепляясь за сердце и сворачиваясь в позу эмбриона. Ему кажется, словно развороченные рёбра скрипят осколками, а не до конца пронзённое сердце обратилось в маленькое солнце, выжигающее его изнутри. Вскоре крик перерастает в хрип, а тот обращается в надрывный кашель разодранного горла. Лишь через минуту Влад окончательно успокаивается и спокойно вздыхает, морщась от саднящей глотки.
Не меняя позы, продолжает валяться на полу, бездумно изучая заставленное коробками с новогодними подарками пространство под своей кроватью. Из его глаз текут невольные слёзы, а грудь всё ещё содрогается от фантомной боли конца первой жизни. Из бесконечного множества воспоминаний ему снится именно этот отрывок. Один из самых старых, самый болезненный и самый тяжёлый. Сколько бы Влад ни старался, однако забыть или вычеркнуть события на заснеженной поляне не получается. Произошедшее на ней всё преследует и преследует его, каждый раз вгрызаясь в подкорку ледяными зубами и напоминая о его решении. Тогда он выбрал смерть без Айи, и его выбор предопределил всё их последующее существование.
На тумбочке над головой Влада звонит будильник, вырывая из раздумий и извещая о начале нового дня, дела которого не позволяют отлагательств. Нехотя, игнорируя остаточную боль в груди, выбирается из тёплого кокона и встаёт во весь рост, выключает тарахтелку и оглядывается в поисках белья. Как и во сне-воспоминании, он высок и атлетично сложен, правда в сравнении с теми далёкими временами его кожа лишена множества шрамов и изъянов, только по-прежнему бледна. Зачесав длинные волосы назад и натянув бельё, подходит к окну, сразу распахивая плотные занавески. По ту сторону стеклопакета на город в медленном танце сыплются пухлые снежинки, кружащие в одном им ведомом ритме. Почти такие же, как и в тот день на поляне. Их беззвучный вальс уже давно не завораживает Влада, а вызывает далеко не самые приятные ассоциации. Он ненавидит такую погоду. Вполне возможно, вместе с ним Айа сейчас смотрит на снегопад и даже не догадывается о его существовании. Или же любимая на каких-нибудь тропических островах загорает под солнышком вдали от непогоды, о чём всегда мечтала. Богатое воображение моментально рисует его любимую на берегу океана в сочном и откровенном купальнике травянистого цвета. Влад улыбается, а затем вспоминает её разодранное тело и возвращается к тому, с чем проснулся ранее.
Ловко запрыгнув на подоконник, Ку́ри ласково трётся о его руку, одновременно наслаждаясь почухиваниями за ушком. Угольно-чёрная кошка с изумрудными глазами появилась в жизни Влада не так давно — в страшный ливень летним вечером та истощённым котёнком прибилась к нему на выходе из магазина. С тех пор пушистая проказница единственная его сожительница в просторном двухэтажном доме. Родителей Влад ещё до поступления в институт подговорил на поездку в столицу на заработки, где они открыли небольшой и прибыльный бизнес. За пару лет с его дистанционной поддержкой в качестве бухгалтера им удалось накопить достаточно денег на новую жилплощадь и несколько машин, хотя основная цель Влада вовсе не в семейном обогащении, а в отдалении от них. Рано или поздно он вновь встретится с Айей, и тогда исчезнет из жизни своих нынешних родителей. И чем дальше они будут друг от друга сейчас, тем легче все переживут расставание. Кури же единственная, кто не обременён таким правилом, да и Айа обожает кошек.
Снова задумываясь о ней, Влад мизинцем успокаивает зудящую бровь и с тоской заглядывает в изумрудные глаза. Он уже больше века не видит любимую. Подобно пожирающим комнату теням, с каждым прожитым без неё годом страх растёт, расползается и поглощает его душу, грозя однажды утопить её во мраке. Влад знает имя своему страху, знает способ борьбы с ним, но всё равно не в силах справиться с ним. Айа и есть его оружие от одиночества, его луч света во мраке, и часть самой его сущности, без которой он бессилен наедине с собой. Возможно, в нынешней жизни его любимая всё-таки проберётся через препятствия на своём пути и отыщет его. Возможно, Айа уже на полпути к нему. Он верит в это, ведь именно вера помогает ему бороться с тьмой внутри себя, и для облегчения её пути он должен оставаться на месте. Конечно, «на месте» не столь буквально — в пределах города будет вполне приемлемо.