– Кстати, Джесса, – в голосе Калеба прозвучала незнакомая мне интонация. – Я знаю.
Почувствовав слабость в ногах, я на миг остановилась, затем заставила себя двигаться. Заставила себя идти.
Воспоминание наводит меня на определенную мысль: мне много чего неизвестно о Калебе и его жизни.
После невероятно неловкого обеда, на котором Хейли говорила о своих уроках, а я кивала в ответ и мы обе делали вид, что я в полном порядке, я не иду сразу в класс, а направляюсь сначала в библиотеку и залогиниваюсь на компьютере. Я думаю о названии города в Пенсильвании и автобусном билете, спрятанном за часами. Вспоминаю девушку в лыжном костюме. Калеб не любил социальные сети. По его словам, в них общаются люди, которым больше нечем заняться. Я скривилась на это, поскольку он, конечно же, намекал на то, что мне больше нечем заняться. А теперь я рада, что у меня есть учетная запись в одной из крупнейших социальных сетей. Это облегчит мне поиски. Я вбиваю имя: Эшлин Паттерсон. Неожиданно для меня таковых оказывается немало.
Просматривая фотографии и названия населенных пунктов, я нахожу аккаунт, который может принадлежать нужной мне девушке. Ее профиль закрыт от посторонних, но упомянута школа. Она учится в двенадцатом классе государственной школы Северного Нью-Джерси. Это не объясняет билета в пенсильванский город, но, возможно, они по какой-то причине встречались именно там. С другой стороны, он все же не является центральной точкой на маршруте отсюда до Нью-Джерси. Я пишу этой девушке сообщение. Перехожу сразу к делу: «Когда ты в последний раз видела Калеба Эверса?»
Полдень понедельника
Хейли рядом со мной, когда я после уроков вижу возле школьных шкафчиков Макса. Не знаю, ждал ли он меня, но на стоянку мы идем ноздря в ноздрю.
– Я хотел поговорить с тобой. О вчерашнем дне. Хотел извиниться, – говорит Макс.
Он идет задом наперед, а мы с Хейли не замедляем шага. Подруга хочет знать, еду ли я домой, – с окончанием бегового сезона по пересеченной местности она тоже готова после занятий сразу ехать домой. Я не отвечаю Максу, и Хейли, видимо, в знак солидарности не обращает на него никакого внимания. Она даже не знает, в чем, собственно, меня поддерживает, но она всегда такая, и я обожаю ее за это.
– Мне нужно домой к Калебу, – отвечаю я и подруге, и Максу.
– Ты хотя бы позволишь тебе помочь? – спрашивает Макс, все еще продолжая пятиться, лицом к нам.
– Ив будет против.
Я буду против. Одна в комнате Калеба я сохраняю хрупкий баланс. Если же Макс присоединится ко мне и, руководствуясь собственными мотивами, примется расшвыривать вещи, я могу что-то упустить из виду. Что-то потерять. Калеб для меня словно мираж. Стоит только нащупать какую-то зацепку – его возможные намерения, возможный путь, – как он исчезает. И оказывается, что я ошибалась.
Хейли кто-то окликает, и она смотрит на меня.
– Он меня подвезет. Во всяком случае, должен был меня подвезти.
– Я позвоню тебе вечером? – Это вопрос. Я прошу разрешения.
– До вечера, – отвечает она. Сжимает мою ладонь, зыркает на Макса и разворачивается.
Я смотрю Максу прямо в лицо и спрашиваю без обиняков:
– Он изменял мне?
Макс знал Калеба лучше всех. Лучше, чем я, – теперь я это понимаю. Ответ на мой вопрос, возможно, многое прояснит.
– Нет, – отвечает Макс. Вопрос явно удивляет его. Он открывает рот, закрывает его и, наконец, говорит: – Не думаю.
У меня все внутри переворачивается.
– Ты сомневаешься.
– Калеб не все мне рассказывал. – У Макса дергается кадык. Понизив голос, он добавляет: – И я не все ему рассказывал.
Мне вспоминаются слова Калеба, сказанные в тот день, когда я спускалась по лестнице в его доме.
– Ты уверен? Потому что он знал, Макс. Он знал.
Макс поднимает взгляд к небесам, как будто те могут даровать ему прощение.
– Не от меня, Джесса. Да и знать было нечего.
– Может, для тебя и нечего.
Он качает головой.
– Это случилось под влиянием момента. Ты ни в чем не виновата.
Какие избитые фразы. Интересно, а кто же виноват в случившемся?
– Если мне не изменяет память, – замечаю я, – то именно ты меня остановил. Так что это тебя винить не в чем.
– Я не сразу это сделал. Недостаточно быстро.
– Но сделал. – Я помню свое смущение. Помню свои мысли: «О, вот, значит, каково настоящее унижение. Теперь мне известно это чувство».
– Сам того не желая, Джесса. Сам того не желая.
Его слова эхом отдаются у меня в голове всю дорогу до дома Калеба. Но даже мысли о них ощущаются как предательство.