В коридоре возле входа в библиотеку стояла тишина. Стены украшали нарисованные детьми плакаты. Была даже экспозиция из цветов и ярко-розовых и красных сердец, сделанных детьми на уроке труда. Женщина, находящаяся по ту сторону стеклянных двойных дверей, коротко взглянула на нас, улыбнулась и вернулась к чтению книги.
– Здесь пусто, – прошептала я.
– Сегодня День святого Валентина, – отозвался Калеб, обняв меня за плечи.
Нежась в тепле и тишине библиотеки, мы неспешным шагом, словно по-прежнему гуляя по пляжу, прошли к стеллажам. Калеб провел меня через ряды художественной литературы к компьютерам, скрытым от глаз в уютных кабинках.
– Идем, – потянул он меня за руку к разделу с периодикой. Там никого не было. По его периметру стояло несколько компьютерных кабинок. – Мой любимый раздел, – шепотом признался Калеб, ведя меня к кабинке у окна.
Он воровато оглянулся, затем открыл дверцу в кабинку. Внутри, под письменным столом, гудел системный блок. Над ним располагался один-единственный ящик и полка. Калеб открыл этот ящик, засунул в его темное нутро руку и вытащил горсть конфет, шурша в тишине обертками.
– Твоя заначка? – спросила я.
Он улыбнулся.
– Они тут точно церберы сидят, не дают проносить еду. Но ты же знаешь, что я без нее никак. Вот и запасся загодя на всякий случай. – Калеб похлопал по столу и, когда я уселась на нем, развернул и протянул мне конфету.
– И тебя ни разу не застукали? – спросила я.
– He-а. Я уже год пользуюсь этим столом. Ящики никто не проверяет.
Я заглянула в открытый ящик. Там лежали ручка и наполовину сделанная домашняя работа по математике.
– Обещай, что сохранишь это в тайне, – шепотом попросил Калеб.
– Обещаю.
– Идем. – Он стянул меня со стола. – Мы еще здесь не закончили.
Калеб показал мне огромные незанавешенные окна, выходящие на лес. Кресла-мешки в форме животных в детском отделе библиотеки. Оформленный в раму атлас на стене, с подписью художника. Он целовал меня между стеллажей в разделе путешествий, а я обнимала его за шею и думала: я люблю его, люблю его, люблю. Я действительно его люблю.
После его смерти я много времени просиживала за открытой на компьютере картой, прослеживая возможные пути, куда мог направляться Калеб. На пляж мы как раз ездили через мост, поэтому эта местность была мне знакома. Я вспоминала все кафешки, в которых мы останавливались по пути к океану или на обратной дороге. На автозаправке мы брали лед для кулера, который таскали с собой на пляж. Кафе-мороженое работает только летом. Я предположила, что Калебу вдруг захотелось купить себе сэндвич. Но перекусить можно было и в местечках поближе.
Я просмотрела дороги, идущие от моста в обе стороны, в поисках других возможных вариантов цели поездки. Пришла мысль о библиотеке. Из всех, кого я знала, только Калеб ходил в государственную библиотеку, другие пользовались школьной. Если же мои одноклассники собирались позаниматься вместе, то шли не в библиотеку, а к кому-нибудь домой. Но Калеб на самом деле занимался в библиотеке. Наверное, ему нравилось вырываться из дома. Нравилась библиотечная тишина. Если я приезжала к нему, а его не оказывалось дома и он не отвечал на мобильный, то я знала, где его искать. В библиотеке он находил покой. Некоторое время я была уверена, что Калеб направлялся туда. После того как появился на забеге. Однако при нем не было рюкзака. Тот лежал в его комнате. Калеб не взял ничего, что могло бы дать нам хоть какую-то зацепку. Поэтому все возвращается ко мне.
Золотая лента
Поперек горла стоит ком. Хочу взять ракушку себе. Боюсь, что Ив обыщет меня и найдет ее, но все же рискну. Прячу ракушку в сумочку.
Раньше мне помнились те мгновения, когда я чувствовала: у нас с Калебом ничего не получится, слишком много дыр придется латать. Но пока я разбирала в его комнате вещи, мне вспомнилось и другое. Мгновения, когда я была искренно, всей душой уверена: наши отношения не были ошибкой и я могу их залатать. Когда-то я любила его. Любила, несмотря ни на что. Любила и потеряла. Поэтому неудивительно, что я нахожу в этой комнате и частички себя. Я точно знаю, что ищу, ведя свой бесконечный поиск, в котором, сколько бы ни находила, этого все равно недостаточно.
Калеб ушел, забрав с собой и частички моей души. Не имея возможности их вернуть, я копаюсь в его вещах, пытаясь залатать и себя. Я убираю награды и книги. Все, что остается, – белая полка и кусок золотистой ткани, заткнутой между ней и стеной. Я тяну эту ткань на себя, и она раскручивается, превращаясь в ленту.