Я представляю, как он снимает что-то с вешалки. Потом тащит что-то по балке. Роняет ключ и не замечает этого. Слишком много непоняток: деньги, которые он предположительно взял у Макса и которые мы не нашли, неиспользованный автобусный билет, история, рассказанная мне Террансом Билсоном об искавшем Калеба в университете человеке. Калеб словно вел двойную жизнь и тщательно от нас это скрывал.
Я снова вернулась к тому, с чего начала, к самому первому дню своих изысканий. Такое ощущение, будто я бегаю на одном месте. Куда же ты направлялся, Калеб? И для чего?
Ко времени ухода из дома Калеба – я подхватываю с кровати сумочку, провожаю Мию в ее комнату и спускаюсь по лестнице вниз – чувство смятения сменяется злостью. Я злюсь на Калеба и на себя. Если честно, все это очень в его духе. Вот просто от и до. Все, что даже сейчас привязывает меня к его комнате.
Калеб с самого начала привлек меня своими секретами – тем, чем делился со мной помаленьку, частями. Он внушил мне, что я все больше сближаюсь с ним, все лучше понимаю его. Но теперь я осознаю: во многом он признался мне вынужденно. Впервые я услышала упоминание о его отце только через три месяца после нашего знакомства, и то Калеб рассказал мне о нем, поскольку ему пришлось объяснять денежную ситуацию в семье. А о его бывшей девушке я узнала лишь благодаря случаю.
Я верила, что достойна не только его привязанности, но и доверия. Но я неверно истолковывала знаки. Калеб делился со мной сокровенным по необходимости, под влиянием, отвечая на вопросы, от которых нельзя уклониться. Всегда оставалось что-то скрытое под поверхностью, до чего я не могла дотянуться. Своей таинственностью Калеб держал меня на крючке. И секреты вроде «На дух не выношу новую девицу Макса» он выдавал лишь для того, чтобы скрыть более потаенные.
Меня многое притягивало в Калебе и многое хотелось разгадать. Его взгляд из-под полуопущенных век. Его несхожесть с матерью и черты внешности и характера, унаследованные от отца, которого он когда-то знал, но которого я никогда не видела даже на фотографиях. История шрамов на его теле: внизу живота – от аппендицита, под коленной чашечкой – от падения на лыжах, между большим и указательным пальцами – от кухонного ножа.
Калеб так никогда и не открылся мне полностью. Держал коробку с фотографиями, спрятанную сейчас под кроватью, для себя и только себя. Я же отдала ему все. С братом жила, как его тень, и точно так же повела себя с бывшим парнем. Была для него открытой книгой, делилась всем и вся. Кем хочу быть (педиатром), где хочу жить (там, где круглый год тепло), что хочу делать (вступить в организацию «Врачи без границ», повидать весь мир). Чем отвечал мне на это Калеб? Тем, что он хочет быть счастливым и жить здесь, со мной. На последний вопрос он ответил улыбкой, от которой у меня захватило дух.
Калеб показал мне старый дом, где родился, рассказал об отце и счете в банке. Я решила, что он открывается мне. Что он тоже отдает мне всего себя. И с чем я в итоге осталась? С осколками нашей жизни, фрагментами, не вписывающимися в тот образ Калеба, которого, по моему мнению, я знала.
Домой я еду на автопилоте. Меня лихорадит. Я снова и снова прокручиваю в голове тот последний день: как Калеб появился на забеге; как я увидела его рядом со стартовой линией и отдала ему свою цепочку с кулоном. «Пожалуйста, подержи ее. Пожалуйста, сбереги». Зачем он пришел? Куда потом направился? Обрывками вспоминается дождь, перепрыгивающий через ступени на лестнице Калеб, мост, звонок из полиции, как мы с Максом колесили по дорогам, мгновение, когда нам принесли страшную весть.
Обломки его машины. Осколки его жизни. В чашко-держателе пиликает мобильный, и я вздрагиваю, уже привыкнув к тишине и одиночеству. Пришло сообщение от Хейли. В нем указаны время и место: «Пиццерия на Южной авеню. Шесть часов. Будь там!» Подруга выбрала нейтральную территорию. Сделала пробный шажок перед тем, как мы снова начнем зависать друг у дружки дома. Это новое начало для нас.
Время идет. Я успею на встречу, если поеду в пиццерию прямо сейчас. Да и негде мне больше быть, не с кем говорить – лишь со своими воспоминаниями, но даже они уже кажутся ложью. Я могу поделиться своими мыслями с Хейли. Она спокойно скажет мне, что я не одна, что мне нужно перестать торчать в комнате Калеба, что я зациклилась и накрутила себя.
Однако, приехав на место, я обнаруживаю совсем не то, что ожидала. В пиццерии толпа знакомых мне людей. Это посиделки команды бегунов. Хейли машет мне рукой. Тренер ободряюще сжимает мое плечо. Я не чувствую никакой враждебности со стороны ребят. Интересно, ее придумало мое воображение или просто время притупило неприязненные чувства людей?