– Здравствуйте, – сказала я, когда она опустила стекло пониже.
Ее взгляд был жесток и холоден. У меня мелькнула мысль: не жаждет ли она мести? Не фантазирует ли сейчас о том, как разлившаяся река вздымает с подъездной дорожки мою машину и уносит прочь? Я осторожно шагнула назад. От греха подальше.
– Джесса, – произнесла Ив так, словно ее озадачило мое появление, словно это не она припарковалась перед моим домом в ожидании меня. – Я собиралась постучать.
Я кивнула, выжидающе глядя на нее. Похоже, Ив не хотела сама начинать разговор. Дыхание вырывалось изо рта облачками пара. В воздухе между нами ощутимо повисло слово «простите». Но я не знала, за что молчаливо извиняюсь.
– Мы переезжаем, – наконец сказала Ив.
Я потрясенно шагнула вперед.
– Куда?
Она отмахнулась от вопроса.
– Мне нужно собрать вещи в его комнате.
Я ясно услышала не произнесенный ею вопрос. Ив облизала губы.
– Подобное не должно ложиться на материнские плечи. – И потом: – В этой комнате везде ты, Джесса.
Это было разом и приглашение, и требование, и я уцепилась за него.
– Хорошо.
– Мы будем ждать тебя в эти выходные.
Бросив последний взгляд на мой дом, Ив завела машину. Я возвышалась над ней, стоя на тротуаре, и она выглядела хрупкой и маленькой. На пассажирском сиденье лежал детский блокнот – наверное, Мии.
Мои родители должны были вернуться с минуты на минуту. Воспоминания о Калебе снова кружили в тишине дома. Я никогда еще не радовалась так свету фар нашей машины и развалившемуся на заднем сиденье детине Джулиану. Я уже шла к подъездной дорожке, когда он вылез из машины.
– Если бы я знал, что ты будешь ждать меня на тротуаре, то приехал бы ранним поездом, – пошутил он. Прижал меня к себе, уткнулся подбородком в мою макушку и добавил: – Рад видеть тебя, малышка.
Я похлопала его по спине, приятно огорошенная внезапным проявлением нежности. Родители отвели взгляды, и я поняла: они говорили с братом, предупредили его о том, что со мной нужно обращаться как с хрустальной вазой. Как со стеклянной статуэткой в коробочке.
А теперь я нахожу блокнот в мусорном контейнере, под кулинарными книгами, столовыми приборами и подложками под них. Больше никаких вещей Мии тут нет – ни сверху, ни снизу. Я открываю блокнот, ожидая увидеть на его листах почерк Мии. Но вместо этого натыкаюсь на рядком расписанные даты с указанием времени и места. Прямо учетный журнал какой-то. Я переворачиваю страницу. То же самое. Это ежедневник? Хозяйственный дневник? Я пытаюсь прочитать в сумрачном свете слова, положив блокнот на крышку мусорной корзины и ладонью загородив страницы от мороси.
Это список. Перечень-график с примечаниями. Сначала он меня сильно озадачивает. В нем чередуются слова «школа», «дом», «школа» с незыблемой регулярностью и предсказуемым временем. Меня сбивают с толку даты. Они совсем недавние. К этому времени Калеб уже исчез. Затем я замечаю в однообразном графике некоторые отклонения. «Прогулка, десять вечера». Или: «Часовая пробежка». Еще: «Приехала девушка. Уехала через десять минут». За этим следует адрес.
Я приглядываюсь. Мне знаком этот адрес. По нему живет моя лучшая подруга. Хейли. Не понимаю, для чего Ив следить за Хейли. И какое отношение ко всему этому имеет моя подружка? Снова просматриваю даты. Это день после церковной службы. Теперь ясно, куда Хейли ездила на эти десять минут. И откуда за ней проследила Ив. Хейли приезжала ко мне домой. Пыталась вытащить меня из мрака, а я ее прогнала. Я опять сверяюсь с датами. Вечерами, когда все ложились спать, я выходила на прогулку. И бегала во тьме ночи, слыша ровное гудение, напоминающее тихий рокот реки. Нет, это была не река. Это было урчание мотора машины, следующей за мной на расстоянии.
Руки у меня дрожат, и блокнот подрагивает в них. Тут перечислены мои передвижения. Это мой график. Ив следила за мной.
– Джесса? – зовет от двери Ив. – Это ты?
Я смотрю на окно спальни Калеба, затем опускаю взгляд себе под ноги. Начинаю медленно задвигать мусорную корзину, чтобы Ив ее не заметила, но она стоит прямо на пороге, наблюдая за мной и хмурясь.
– Тебе нужна помощь?
Бросив дневник в контейнер, я вытираю с лица капли дождя.
– Я выбрасывала мусор, – показываю ей корзину. Сама невинность. «Я ничего не видела».
– Уже вечереет, – говорит она. – Верни ее на место, и на сегодня хватит.
Но мне вдруг совершенно не хочется оставаться с ней в доме наедине. Только не на третьем этаже, без возможности сбежать, в ловушке.
– Мне пора домой, – отвечаю я, делая шаг назад. «Я ничего не видела. Я ничего не видела. Я ничего не видела».