Тишину прорезает телефонный звонок.
– Стэн, это Макс. Мне нужно поговорить с тобой о Калебе. О том, что ты для него достал.
Мне слышно, как Стэн с той стороны трубки отвечает, что, да, он приезжал в универ на футбольную игру и кое-что привозил Калебу. Про поддельное удостоверение он ни слова не говорит.
– Это не телефонный разговор, – бормочет он.
– Калеб погиб, – сообщает ему Макс, и за этим следует томительное молчание. – Мы пытаемся выяснить, что с ним случилось.
Затем Стэн начинает говорить, и Макс увеличивает громкость на мобильном, а я тянусь к нему ухом.
– Мне не нужна здесь полиция, Макс. Если удостоверение имеет к этому хоть какое-то отношение, то мне могут предъявить обвинения.
Мне хочется дать Стэну по мозгам.
– Скажи ему, что мы найдем это удостоверение, – шепчу я.
– Мы его найдем.
– Слушай, в нем не Нью-Джерси указано. В таких случаях всегда просят удостоверение из другого штата, чтобы к нему не особо присматривались.
– Какой штат? – хрипло спрашиваю я. – Какое имя написано в удостоверении? Какой штат?
Макс повторяет в трубку мой вопрос, но Стэн и так его слышал.
– Имя не помню, какое удалось получить. А штат помню, поскольку Калеб просил именно его. Большинству все равно, что там написано в удостоверении. Оно же нужно просто для покупки спиртного.
Я не дышу в ожидании его ответа. В комнате стоит мертвая тишина.
– Он просил Пенсильванию.
Мы сидим на стоянке, в машине с работающим двигателем. Смотрим перед собой, в ночное небо. Мы не двигаемся. Мы не едем.
Думаю, он жив. Думаю, он всех обманул. Думаю, он все распланировал. Не знаю зачем.
Макс ударяет ладонью по рулю и смачно ругается.
– Кто так поступает? – вопрошает он и уже громче повторяет: – Кто так поступает с другими?
Под «другими» он имеет в виду себя. Не знаю, какими были последние несколько месяцев для Макса, но, наверное, такими же, как для меня. Пронизанными печалью и чувством вины. Я беру его за руку и переплетаю свои холодные пальцы с его. Он горестно опускает голову. Мы так и сидим, пока у меня в кармане не жужжит мобильный. Пришло сообщение от мамы.
– Мне нужно домой, – говорю я.
Макс смотрит в окно. Возможно, пытается выстроить свои воспоминания так, чтобы в них появился хоть какой-то смысл. Я занята тем же, отчего у меня голова идет кругом. Шон ударил Калеба. Не знаю, что случилось после этого. Не знаю, уехал Шон или мертв. Но Ив оставила себе его карманные часы. Оставила все вещи Калеба. И она следила за мной. Запретила дочери со мной общаться, а сама при этом держалась поблизости.
Мама не принимает моих отговорок.
– Ты была не с Хейли, – припечатывает она, стоит мне войти в дом.
– Нет. Я была с Максом.
Она наклоняет голову набок.
– С Максом-который-играл-в-бейсбол-с-Джулианом? Или с-лучшим-другом-Калеба?
– Это один и тот же человек, мам. И ты это знаешь.
Прикрыв веки, она потирает висок.
– Проблема не в человеке, Джесса. Проблема во лжи. Мы дали тебе время и личное пространство, и я могу только представлять, каково… – Ее голос надламывается. Взяв себя в руки, она говорит то, что собиралась сказать: – Но я не потерплю лжи. Не потерплю уверток.
– Мам, пожалуйста, не надо, – прошу я, поскольку не могу даже сосредоточиться. Меня колотит дрожь.
– Я позволяла тебе делать то, в чем ты нуждалась, – неделю не ходить в школу, бросить команду по бегу, игнорировать нас… – Мама грустно качает головой. – Но я не буду молчать, если ты не идешь на занятия, сказавшись больной, а потом пропадаешь из дома. Я волнуюсь за тебя. И злюсь. Знаю, что не должна такого говорить, так как тебе сейчас нелегко, но как тут смолчать? Ты куда-то ушла, приехала мама Калеба и…
Я выпрямляюсь. От шока у меня на секунду пропадает дар речи.
– Здесь была мама Калеба? Ив?
– Да, Джесса. Она искала тебя.
– Все вещи Калеба собраны. Чего она хотела?
– Я не стала приставать с вопросами к несчастной женщине. Сказала ей, что ты в библиотеке с подругой, но тебя ведь там не было, верно?
Мама смотрит на меня так, будто не знает, как меня наказать. Не помню, чтобы Джулиана когда-либо сажали дома под замок. Но я также не помню, чтобы его когда-либо ловили на лжи. Может, она ему легче давалась?