— А мой отец?
— Честно говоря, твой отец с этим не согласился.
Ее глаза распахнулись.
— О, слава Богу.
— Я видела напряжение, когда принимала роды. Было еще несколько супружеских пар, часть стаи, и кто-то всегда был беременный. Твоему отцу, похоже, было не по себе. Несчастный. Но потом отец обратил его.
— Как обратил?
— Джейкоб сказал, что ему было видение от Бога, что Рейн готова выйти замуж и что она предназначена для Питера. Точно так же, как в Библии, когда жена Авраама не могла родить детей. Питеру пришлось жениться, чтобы стадо росло. Это был его долг перед Богом.
— И мой отец купился на это?
Мария покачала головой.
— Я не знаю. Но Джейкоб сказал, что отдаст Рейн одному из других мужчин, и, возможно, Питер думал, что он, по крайней мере, будет добрым мужем. И он был таковым.
— А как же Дороти? А Рейн? Они согласились с этим?
— Я не уверена, что у них был выбор. Джейкоб переселил Рейн в большой дом и провел церемонию бракосочетания, и Рейн переехала в комнату к Питеру и Дороти.
— Господи! Они жили все вместе?
— Там было не так уж много места. Там было много детей и так много кроватей.
У Ханны закружилась голова. Ее родители, консервативные, скромные родители со Среднего Запада, поселили в своей спальне другую женщину. Еще одну жену.
— Это безумие, — прошептала она.
— Я знаю.
— Вы не понимаете. Я выросла в Айове. В маленьком городке. Мои родители были… они были такими обычными. Добрыми. Тихими. Никаких неприятностей.
Мария потянулась, чтобы сжать ее руку.
— Если ты живешь с сумасшедшим достаточно долго, я думаю, все начинает казаться нормальным. Он так запутал их, что они не могли отличить добро от зла.
Она так сильно сжала руку Марии, что заставила себя отпустить ее, чтобы не причинить боль пожилой женщине.
— Ну, думаю, я знаю, что произошло дальше.
— Да. Девять месяцев спустя родилась ты.
— Боже мой! — она сложила руки вместе, притворяясь, что они не дрожат. — Я думала, что я — дитя любви. Я думала, что пришла сюда, чтобы узнать дикую, романтичную историю.
— Я уверена, что Рейн любила тебя.
— Но она ушла.
— Наверное, она испугалась. Была сбита с толку.
— Вы знаете, куда она ушла?
— Нет. Мне жаль. Через месяц я пришла проведать одну из беременных, и Питер сказал, что она сбежала.
— Вот так просто.
— Ханна, — тихо сказала Мария. — Она убежала не для того, чтобы бросить тебя. Я в этом уверена. Она жила в жестокой, странной ситуации, и она была слишком молода, чтобы справиться с чем-либо из этого. Особенно, со всеми этими гормонами, сотрясающими ее тело. Она испугалась и убежала. Это все.
— Сколько ей было лет?
— Ей было восемнадцать, когда ты родилась.
Кровь одним махом покинула голову Ханны. Только что она видела и слышала, а в следующее мгновение ее уши наполнились помехами, зрение покраснело, макушка гудела, злясь на недостаток кислорода.
— Когда я родилась? — прошептала она.
— Семнадцать, когда они поженились.
Ее отец… ее женатый, взрослый отец перевез подростка в свой дом. В свою комнату. В свою кровать. Он занимался сексом с испорченной девочкой-подростком в одной комнате со своей женой.
Рейн была потерянным ребенком. Должно быть, так оно и было. Возможно, отвергнутая одной семьей, а затем управляемая и доминируемая другой, Рейн вовсе не был свободная духом. Над ней надругались.
— Ты должна понять, — сказала Мария. — Все эти девушки были молоды. И мальчики тоже. О, у них были бороды, наркотики и гитары, но им было семнадцать, восемнадцать, девятнадцать. Жить на улице. Найти свой путь. Семнадцатилетняя была намного старше большинства девушек, которые добирались сюда автостопом.
— Но мой отец. Как он мог это сделать?
— Он считал, что это правильно. Читая обо всех этих мужчинах в Библии с женами и служанками… Он позволил себе поверить в это. И она была хорошенькой девушкой. Доброй. Одинокой. Я уверена, он думал, что ей будет лучше с ним, чем возвращаться на улицы Сан-Франциско.
— Ну, очевидно, она так не думала. Она ушла. Бросил меня.
— Да.
— Хорошо, — выплюнула Ханна. — Хорошо для нее. Она заслуживала лучшего. Она заслуживала жизни любовницы, подруги и человека, а не какой-то молодой шлюхи, которую он мог бы затащить в свою постель!
— Ханна, — Мария снова взяла ее за руку, и на этот раз Ханна крепко сжала ее.
— Не могу поверить, что это сделал мой отец. Как он мог…
Но как могла Ханна? Она так отчаянно хотела быть чем-то большим, чем думала, что она собой представляет, что ее взволновала мысль о том, что ее отец влюбится в другую женщину. Предал Дороти каким-то фантастически романтичным способом только для того, чтобы Ханна могла знать, что ее происхождение было более волшебным, чем кукурузные поля Айовы.