— Так они еще больше могут психануть.
— Пускай. А ты стой на своем. Ну и я кое-что значу: я ведь все-таки в замминистрах культуры хожу… Ты не знал? Да-да, хожу…
За мою измену МХАТу мне пришлось выдержать немалые неприятности, но я стоял на своем и на комиссии по распределению, и в Министерстве культуры, где Николай Павлович ходил в замах. И пережить осуждение моих педагогов тоже пришлось: милейший В. Я. Станицын перестал со мной кланяться, а близкий друг нашей семьи писатель Н. Д. Волков, годами связанный с МХАТом, даже написал мне письмо, которое кончалось резкими словами: «Искусству не нужны обезьяны в роли Гамлетов». Это письмо, помню, очень расстроило мою мать, считавшуюся с мнением Волкова.
После формальностей, связанных с зачислением в Театр имени Маяковского, Охлопков назначил мне свидание уже на своей переделкинской даче и вручил роль Гамлета. Он предложил мне снять комнату и поселиться на лето тут же, в Переделкине, чтобы видеться с ним и ежедневно репетировать. Что я и сделал.
Всю первую репетицию мы прогуляли с ним по лесу, он рассказывал притчу о том, как один вор для того, чтобы открыть сейф, который не брала ни одна отмычка, сточил свой собственный палец до кости, придал ей нужную форму и открыл нервом — он так и сказал: «нервом» — драгоценный сейф. «Вот так и мы будем работать над ролью, — заключил Николай Павлович. — Сначала очень общее, грубое, ясное, потом все тоньше, — выпятил губы, — все тоньше и сложнее. Понял? Ну, иди отдыхай… — Недлинная репетиция в лесу закончилась.
На следующий день я позвонил у калитки его дачи. На меня залаяли два огромных дога, калитку открыла Е. И. Зотова и сообщила, что Николай Павлович уехал по срочным делам в Министерство культуры. «Приходите завтра». Завтра так завтра. Но назавтра последовало свое «завтра». За двадцать дней переделкинской жизни было в общей сложности пять репетиций, во время которых Охлопков в основном рассказывал мне о роли, но одна из них, единственная настоящая, состоялась в репетиционном зале театра в Москве, куда мне пришлось поехать из Переделкина. Николай Павлович репетировал со мной первый монолог. И вдруг я увидел, что он зевает!
Естественно, я отнес это к своей бездарности. И только позже узнал, что Николай Павлович не создан для застольных репетиций, да еще один на один с актером. Его талант ярко проявлялся в другом. Он был режиссером-постановщиком. Когда на сцене декорации, свет, оркестр, в зале люди, актеры, практиканты — он в своей стихии. Тут ему приходят неожиданные решения, он взлетает на сцену, и все становятся свидетелями его необычных показов. Словом, тогда он и творит подлинно вдохновенно.
Но все это мне только предстояло узнать. А после той злосчастной репетиции, когда я увидел, к своему ужасу, зевающего мэтра; я, по его же предложению, уехал отдыхать на юг, в Гагры. Николай Павлович напутствовал меня: «Отдыхай, но роль учи. Самойлов вдруг может сорваться, и тут тебе придется лететь на гастроли и срочно вводиться. А если этого не случится, встретимся осенью в Ленинграде на сборе труппы в Выборгском Дворце. Ну, будь здоров, Миша Козаков. Думай о роли…»
На том мы расстались. Я был растерян.
Зачем я поселился в этом дурацком Переделкине?! Неужели были правы те люди, которые предостерегали меня от легкомысленного шага? И как это можно срочно ввестись на роль Гамлета? Кто будет вводить? Для чего и зачем? Ерунда какая-то… Я не знал, что там, на Урале, где проходили гастроли Театра имени Маяковского, после XX съезда прошло собрание труппы, осудившее культ личности Сталина, а заодно и Охлопкова. Два члена партии, Е. Козырева и Е. Самойлов, выступили на собрании с критикой системы руководства театром Охлопковым, о чем он, естественно, узнал. Чаша терпения переполнилась: Гамлета и Катерину надо было наказать. Сонька Зайкова и я попали в случай.
По счастью, все это тогда было мне неизвестно. И непонятно. Мне был двадцать один год, я был молод и до неприличия верил в свои силы.
А еще я знал, про что я намерен играть Гамлета и даже как буду играть. В Гаграх я замучивал всех рассказами об этом. А. Б. Мариенгоф, его жена А. Б. Никритина, Ляля Котова, завлит Театра имени Станиславского, а потом — «Современника», с которыми я отдыхал, стали первыми моими жертвами. Я проверял роль на них, читая монологи и проигрывая отдельные сцены. Этот вынужденный тогда прием вошел в привычку, а впоследствии стал методом в моей дальнейшей работе в театре, в кино и на эстраде.
В сентябре того же 56-го года Театр имени Маяковского открывал сезон гастролями в Ленинграде. Сбор труппы, на который я явился и где был представлен коллективу, происходил в фойе Выборгского ДК. Охлопков тщательно подготовился к встрече со своими подопечными, которых не видел с весны. Да и они волновались порядком, и немудрено: сколько событий произошло за это время. К чему они приведут? Что за ними последует?