В 5-й класс, кроме ребят нашей школы, пришли ребята Нижне--Волмангского сельсовета, находившегося километрах в 20 от нашего.
Появились учителя предметники: Иван Васильевич Большаков, заведовавший начальной школой, стал директором и вел математику, Ольга Яковлевна Суворкина -.классрук, преподавала литературу и русский язык. В школу ходили из дома уже каждый день. Мы считались достаточно самостоятельными и никаких квартир или общежитий для живших в пределах 4 -5 километров. Зимой, как правило, ходили на лыжах. Из нашего колхоза нас было трое: Коля Кокорин, Миша Ржаницын и я.
...Зима, идем на лыжах. Выйдя из леса на поле, решили покурить; это было уже в 7-м классе. Я попробовал немного-без последствий. Коля и Миша накурились до рвоты, выгребли табак из карманов и пообещали: больше никогда не курить.
К началу Отечественной войны наша семья жила в деревне Телегинская, занимая в доме Семена Маслова одну избу. Получилось так, что в Скрябинской мы остались без крыши, правильнее, без боковой стены. Избу, в которой мы жили, купил, пришедший из армии, мужчина. Нам пришлось перебраться в небольшое помещение между избами. Хотя мой отец был председателем колхоза, не мог этой покупке противостоять, тем более, купить сам. Но потом произошло худшее: хозяин избы перевёз ее в свою деревню, и у нас не стало стены. Отец из пикового положения искал выход: хотел переделать под жилье клеть. Изготовил специальный топор и начал в клети тесать стены. Но потом понял, что ему, занятому председательскими делами, перестройку эту не осилить. Ведь кроме тёски стен, которая сама по себе выглядела проблематичной, клеть надо как-то проконопатить, перебрать пол и потолок, прорезать окна и каким-то образом поставить печь, так как внизу был погреб. Сначала мы перебрались к бабушке, семья которой к этому времени состояла всего из трех человек, а потом переехали в Телегинскую, где было жить сподручнее для отца - председателя: там было Правление колхоза.
В 1939 году родился брат Александр.
В О Й Н А !
В воскресенье 22 июня 1941 года была прекрасная погода (рифма не к месту). Мы - дети, да и многие взрослые весело проводили время, играли в шар. Вечером из сельсовета приехал нарочный, привез нескольким мужчинам повестки: явиться в военкомат. Причина явки не указывалась, и о войне не было никаких разговоров.
Утром в понедельник я поехал в лес, вывозить жерди для изго- роди. У нас все пашни огораживались, чтобы на посевы не проникал скот. Еловые жерди были заранее заготовлены и находились в лесу в свободных пучках -кучах.
...Небо заволокло тучами, потемнело. Предчувствуя дождь, я спешу: хватаю по2-3 жерди и почти бегом тащу их на ось тележки. Запнулся за корень и с жердями в руках упал на локоть левой руки. Высвобождаюсь от жердей и ощущаю, как мою руку какая-то сила, выворачивая, ведёт за спину. От неожиданности и неведения случившегося, ощутив тревогу, напрягаю мышцы и волю, противодействую уводу руки. Рука возвращается на место: терпимая боль в плече и огромное эмоциональное облегчение. Возвратился в деревню, распряг лошадь, пришёл домой. На столе "Опаринская искра" и на ней кричащее: "Германия вероломно напала на Советский союз!".
Возникшая волна тревоги быстро улеглась. Сказались возраст и впитанная атмосфера уверенности в своих силах; ведь только что "наголову разбили белофиннов". Так в наших местах узнали, из пришедшей газеты на следующий день, о начале самой Большой Кровопролитной Войны. Радио не было, телефон был в сельсовете, но видимо, разрешения на немедленную информацию населения не было. Даже военкоматовские повестки, поступившие воскресным вечером, никого не насторожили.
Из нашего класса в 1941 году взяли в армию Ивана Скопина 1923 года рождения. В 1942 году ушли ребята 1924 года рождения. В 1943 весной - ребята 1925 года, а уже осенью и мой возраст 1926 год. Во время войны в армию моё поколение 1923-27 г.г. ушло, в основном несовершеннолетним: семнадцати, а 1926-27 годы - частично шестнадцатилетним.
Всех здоровых мужчин из колхоза сразу же призвали. Отца, как председателя колхоза, вначале не призывали. Его призвали в армию осенью 1941 года. Получилось так, что через месяц после его призыва, на председателей колхозов наложили бронь: армию надо было кормить. В колхозе остались женщины, немногочисленные старики и дети. И этой малой силой надо было выполнять весь объем сельскохозяйственных работ.
Учусь в 7-м классе. В школе жизнь шла своим чередом. Даже учителя остались те же, так как единственный мужчина - физик слабо видел, а директор был немолод. На большой перемене в центральном нефе нашей школы - церкви из сосны, нахмуренный Гена Большаков играл на хромке, девчонки танцевали. Звуки гармошки, наполненные обертонами высокого, просушенного десятилетиями, деревянного строения, сочно-гулки.
...Я смотрю на смуглую девочку из 6-го класса Валю Вохмянину Эта тихая, неулыбчивая девочка нравится мне. Она никогда не узнала об этом
...- Полинка то, когда упала и показала Верещагинскому Мишке трусы, то так и убежала в лес. - Голос "вредной бабы" Авдотьи Масловой во время молотьбы. Сказано так, чтобы я услышал.
Авдотья - это та женщина, которая когда-то сострила: "Титов колхоз". Верещагины ей явно не импонируют. С её средним сыном Сеней мы были в дружеских отношениях. Он старше меня на год, и уходя весной 1943 года в армию, сказал: - "Или грудь в крестах, или голова в кустах". Выпало, как миллионам и миллионам - последнее.
Поля Жёлобова училась в одном классе со мной. Подвижная рыжая девочка с веснушками. Видимо когда-то она свалилась с задранной юбкой, но причём здесь я? Прошли годы и пройдены многие пути- дороги. Я учусь в военном училище, в городе Биробиджане. Получаю пухлый конверт с незнакомым почерком. Это было письмо от Поли Жёлобовой, где она многословно вспоминала школьные годы, свои тогдашние чувства ко мне, и описывала взрослую жизнь в безрадостных тонах. Письмо вызывало тихую грусть, о детской гавани, в испаханной двумя войнами душе.
Я, в свое время, не о чем таком не догадывался, а вот Авдотья от кого-то из деревенских девчонок чего-то слышала.
Питание в деревне совсем стало никаким; на трудодни получали еле видимый шиш - всё для фронта. При выпечке хлеба в муку добавляли картошку, траву и даже опилки. Опилки!? Но ведь их надо еще напилить вручную, затратив при этом энергию, увеличивающую голод. Сначала пилили березу, потом липу: она мягче и пилиться легче. Липовые опилки статус муки получили, когда я был уже в армии. Брат Николай говорит, что липовую рощицу на лугах- "липняги", под которой раньше обедали косари, всю съели. Я и сейчас вижу, на луговом берегу Белой, прямоугольник взрослых лип и себя, сидящего под ними у костра, во время осенней пастьбы овец.
Боже мой, питание в войну! А что же мы видели в нашем медвежьем углу в мирное-то время?
...Мама откуда-то достала яблоко: оно было дивного цвета и аромата - может это был анис. Она разрезала его на дольки, и никогда я больше не ёл такого фрукта, как та четвертинка яблока.
...Учась в 4-м классе, я жил на квартире у родственников Елькиных. Сын хозяев Иван
прислал из Архангельска посылку, которой были кисти необычных фиолетово - сизых ягод. Мне дали плотно упакованный конус: отщепляя по ягодке, я ощущал сладость и незабываемый аромат.
Через годы я ходил по виноградникам степного Крыма, с лозы срезал гроздья "Изабеллы"; она была сладкой и ароматной, но не в такой степени как та - первая кисть.