думал, что это Стивен ведет деловую корреспонденцию, а вот ты можешь сократить свои
письмеца до одного в месяц.
Мария совсем сникла, это было единственное ее увлечение – она взращивала в себе
беллетристический стиль написания, ее художественные очерки природы и явлений
общественности корреспондентки подавали заметками в местной газете, и девушка этим
гордилась, но что такое одно коротенькое письмо в месяц для пылкой и чуткой натуры?
Не успели господа закончить пиршество, как слуга сообщил, что приехал помощник
декана со своей женой.
– Это я сообщила нарочным, – заметила робко Мария, опасаясь вспыльчивости отца, -
хотела порадовать тетю.
– Ну, это можно, – хмыкнул Уэнсли-старший, – давно не видывал старину Роджера, да
и Розерри не часто нас навещает, думал, уже возгордились…
Роджер Уэнсли, брат Джона Уэнсли и опального отступника Эдварда Уэнсли, вошел
в гостиную, когда господ еще там не было. Все семейство собралось чуть позже. Тете
Розерри оставили в собеседницах Марию, а мужчины удалились обсуждать дела без
посторонних ушей. Фраю выпал карт-бланш – многие разговоры велись о его удачном
посвящении, да еще уютное местечко в придачу. Тем временем, Розерри и Мария
беседовали. Племянница поверяла тете самую сокровенную печаль – предстоящую
разлуку с братом и ограничение отца на письма. Миссис Уэнсли, женщина возвышенных
мировоззрений, тоже не оценила новую компаньонку, называя ее простолюдинкой.
– Как же ограничена моя жизнь, – тяжко вздыхала Мария, – я уже жду, что когда-то
Фрай позовет меня в гости, иных развлечений я не имею.
– Это плохо, что отец не вывозит тебя в свет, – заметила тетя Розерри. – Попрошу
Роджера поговорить с ним, но он же такой упрямец. А Фрай наш молодец, дай Бог ему
удачи на предстоящем поприще, из него получиться прекрасный проповедник и
блюститель истины.
– Тетушка, если б мне было позволено погостить у тебя, но я даже боюсь озвучить
такую смелую дерзость. Отец не отпустит меня, на мне лежит управление домашними
делами.
– Ах, милая, ты нуждаешься в нормальном женском обществе. А вот запрет на письма
– просто чудовищно, ну ничего, я постараюсь раздобыть тебе все необходимое, такой
талант зарывать в землю не стоит, – племянница горячо поблагодарила свою тетю, хоть в
этом ей была отрада.
Но тихие женские вздохи тонули в мужском хохоте и веселье. Представители семьи
Уэнсли, кроме того, кто не имел права носить это славное имя, не часто собирались
вместе. Но теперь в полную наслаждались обществом друг друга. Фрай рад был сообщить
дяде, что не прочь продолжить дальнейшее образование на магистрата теологии.
Помощник декана сразу же похвалил племянника, посоветовал пару нормальных
хрестоматий в сиим предмете и толкового учителя, а Уэнсли-старший и Стивен завели
разговор о ферме Маклая, который хотел поторговаться за три акра пастбищ. Видите ли,
они все заболочены, значит, цену обязаны скинуть втрое, но наследник имения Уэнсли
отстаивал свою точку зрения, и поступаться не хотел; отец рьяно поддерживал отпрыска –
невиданная наглость, так это удешевление его имущества.
– Такие сочные травы, а летом вообще не найдешь такого райского уголка, да за такие
смешные деньги, а ему видите ли местность топкая, – жаловался сын отцу.
Семейство Роджера Уэнсли пригласили погостить еще недельку, а вот Фрай
отправлялся в путь уже назавтра. Молодой человек позавтракал со всеми напоследок,
общаясь с каждым с особенным радушием, его взор излучал надежду, хотя будущность
вызывала сомнения и страхи. Но для родных он хотел казаться веселым и беззаботным.
Особенно его заботило мнение Марии, ее так мало ценили нынче, но ведь в преданности
сестры он не сомневался. Отец суров – загнать ее в четыре стены и не выпускать в
общество вовсе, лишая даже крохотной надежды устроить свое личное счастье. Да и
погостить у тети ей тоже не разрешалось, видите ли, от этого у девушек портиться
репутация. Пригласить ее погостить у себя, было интересной идеей, жаль, что сейчас он
едет в неведомое место и не знает, как сложиться его дальнейшее существование.
ГЛАВА 2. Страшной ночи посвящена
Поначалу карету трясло, и лошади шли практически шагом, но стоило лишь
спуститься с узкой, горной тропинки, как шаг ускорился, а сердце забилось в
предвкушении. Он едет вступать в новые дали, жить жизнью, не расчерченной законами
отца. Тропинка спустилась в низину, где пушистыми лапами, обволок все белесый туман.
Пела одинокая птица, но песнь ее звучала ужасающе, будто предупреждение ступающим
путникам на новую тропу. Фрай не прислушивался ни к птичьему крику, ни к
нетерпеливой лошади, недовольно фыркающей на каждом шагу, будто все окружающее
раздражало благородное животное, пока что сердце его билось из других причин.
Городок в действительности был заурядным, только одна промышленная фабрика, но
хорошо развито кустарное ткацкое производство, да изготовление гончарных изделий. Три
улочки, сходившиеся в круговороте в центральную площадь, на которой серой глыбой
возвышалась вековая церковь, да приходской дом; была тут еще городская ратуша, но она
стояла напротив церкви и меркла в ее величии. Деревянное, квадратных размеров,
однокомнатное помещение, где собирались представители местного управления и решали
дела горожан. Возле церкви пристроен был приходской дом, из того же камня, как
продолжение величественного храма. Все ставни второго этажа были наглухо заколочены,
видимо эта часть здания простаивала за ненадобностью, хотя по количеству окон, первый
этаж вполне удовлетворял требования бывших хозяев. Крышу недавно меняли, да и
печная труба выглядела новенькой, это уже радовало, значится, дом не должен оказаться
таким старинным и ветхим, что в нем потолок будет лететь трухой. Вечерний закат
багряным маревом пробивался сквозь густой туман, весеннее солнце не могло предъявить
права природе, но пыталось. Ночью обязательно хлынет дождь, без этого, увековеченная
во многих романах хрупкая и сердобольная, как девичье сердце, природа туманного и
дождливого Альбиона, не представлялась на материке. Значит, мешкать с распаковкой
вещей не стоит, да и вообще, требуется торопливый перенос имущества, хотя его не так уж
много, чтобы не подавать соблазны людям неимущим и бездомным. У дверей пасторского
дома, Фрая встретил привратник, что приглядывал за местным храмом, в отсутствие
должностного лица. И хотя на вид привратнику было не больше сорока, преподобному
Уэнсли показалось, что перед ним совершеннейший старик. Поскольку тот еле ходил,
прятал в широких рукавах скрюченные пальцы и не смел взглянуть молодому человеку
открыто в лицо. Внутри здание отталкивало так же, как и снаружи. Будто здесь двадцать
лет никто не жил.
– А как давно дом опустел? – поинтересовался Уэнсли, рассматривая проржавевшую
каминную решетку и пыльный пол в предполагаемой гостиной.
– Два месяца назад, – невозмутимо ответил привратник Хопкинс, занося последний
чемодан. Фамилию он сказал неохотно, будто ему все равно было, как к нему обращаются,
но Фраю не откажешь в упорстве, когда этого требовали приличия. Странноватый тип или
усталость организма достигла апогея и недоверчивость проснулась ко всем обитателям
земным и насущным.
– Странно, – выговорил Фрай, – такое чувство, что здесь не жили больше года.
Видимо, предыдущий владелец вел слишком аскетический образ жизни: не принимал
посетителей и обходился малым в жилье? Видимо, солидный возраст сослужил недобрую