службу, приковав человека в четырех стенах, – про себя размышлял Уэнсли.
– Преподобному Джеферсону было чуть больше вашего. Он вел здоровый, активный
образ жизни и любил общество, – ожидая дальнейших указаний, или когда надоедливый
молодой священник его отпустит, нехотя ответил Хопкинс.
– Тогда, почему дом настолько запущен? – Фрай не мог удержаться от жеста рукой.
– Потому что, господа тут не задерживались.
Уэнсли взглянул на собеседника с толикой недоверия, но тот смотрел безразлично в
пол, никак не выказывая своих эмоций, будто ему все равно. Наконец, прислужника
отпустили, но пригласили назавтра еще помочь. Нашего пастора все равно мучил вопрос,
почему прибыльный провинциальный приход, где обитала немногочисленная паства, не
привлекал преподобных отцов, что они предпочитали отсюда съезжать. Хотя могли
присутствовать очаги опасных болезней, но его собеседник отрицательно покачал головой
на подобное предположение, да и похороны в последний раз проходили тут давненько.
Молодой пастор, как здравомыслящий человек, счел, что у него есть предостаточно
времени, чтобы начать разбираться во всем, но свои начинания он продолжит завтра, а
после полтора дня в пути следует немного передохнуть. Жилые-то комнаты в доме
имеются. Наутро он наймет работниц, чтобы вымели и выдраили его пасторский домик,
присмотрит кухарку и экономку из местных женщин, а в церковь закажет парочку маляров
да кровельщиков, ибо опасался, что раз жилое здание в запустение, что уж говорить о
храме Божьем.
Действительно, одна комната в доме казалась не такой запущенной. Здесь чудесным
образом находились все необходимые принадлежности: чистое постельное белье, острые
цирюльные приспособления, новые рубашки, фарфоровый умывальник и таз. На полках
стояли книги, постель была аккуратно заправлена, будто ожидала возвращения хозяина.
Прикроватный столик со свечей и кувшином для питья, пара стеклянных стаканов, ночной
горшок и все прочее. Был и рабочий стол у окна, на котором лежали стопка чистой бумаги,
закупоренные чернила и пара наточенных перьев. Комната будто специально для него
приготовлена, вот только воды для умывания не было, некому ею запастись. А еще в
камине заложены сухие дрова для растопки и кочерга стоит, только тонкий слой пыли
намекал, что помещение подготовлено уже давно и некому этим воспользоваться.
Преподобный Уэнсли оценил знак гостеприимства и разжег огонь в камине, правда
за водой ему придется отправиться, без этого никак. Колонку он видел неподалеку
пасторского дома, подъезжая к крыльцу, всего пару шагов ступить. Она примыкала к
жилому дому, но сделана была так, что отсекалась от выброса предполагаемых нечистот,
которые сбрасывались в сточную яму, что выводила зловонные воды за пределы городка.
Поздним вечеров выходить на опустевшую площадь стало даже слегка страшновато, но
преподобный Уэнсли порицал себя за минутное замешательство – луна проступает сквозь
облака, освещая бледным светом территорию, незнакомца он явно заметит издалека, да и
пустынная тишина ему на руку. Дождя сегодня не предполагалось, туман отступил, ветер
гнал облака прочь. Набрав необходимое количество воды, молодой человек быстренько
постарался зайти внутрь и запереться, теперь у него все есть, чтобы привестись перед
сном в порядок и отдохнуть с дороги. Ужинать молодому человеку довелось сухим
провиантом, что так заботливо упаковала его сестра – вяленый балык, да присоленный
бекон, вареные яйца и бутылка домашней наливки, краюха мягкого испеченного хлеба.
Мария будто бы знала, как выручит, нынче сей нехитрый провиант ее брата. Он вознес
благочестивую молитву, поблагодарив Всевышнего за то, что удачно добрался до нового
жилища и наскоро перекусил хлебом насущным, ибо уже с ног ввалится от усталости.
Наливка из домашних фруктов и ягод приятным теплом разлилась по телу, которое он
наскоро обмыл и переодел в чистые одежды – рубаху и нательные домашние штаны из
полотна. Постель манила в свои объятия и Фрай не смог ей дольше противиться. Как
только уставшее тело удобно умостилось и расслабилось, молодого человека сразу
сморило.
Поначалу, сновидения не тревожили разум пастора, лишь приятная пустота. Но в
скором времени он забылся, чуткое ухо слышало слегка уловимый шум, что пронесся над
ним, будто шуршали крылья. Пастор открыл глаза или это сонное воображение нарисовало
ему такую картину – у его изголовья с левой стороны сидела сова с красивым серебристо-
серым отливом и ярко-рыжим загривком, ее глаза светились изумрудным светочем, а
удлиненные зрачки внимательно рассматривали гостя. С другой стороны тоже послышался
звук, и пастор повернул голову – справа его с любопытством рассматривала серая летучая
мышь, выставив напоказ свои маленькие, заостренные клыки, будто улыбаясь. Фрай
улыбнулся ей в ответ и снова закрыл глаза – забавное сновидение. Но тут его что-то
коснулось – рука, несущая приятную прохладу, легонько очертила овал лица. Он снова
открыл глаза, все та же сова, вот только она протянула крыло, которое плавно переросло в
человеческую руку. И тут Уэнсли будто бы проснулся от приятной дремоты, потер руками
глаза, но не увидел, ни красивой совы, ни ее спутницы – летучей мыши.
Молодой человек поудобней сбил подушку и умостился дремать дальше, вот только
следующие звуки его явно насторожили – за дверью скрипели рассохшиеся деревянные
половицы, кто-то к нему подбирался. Дверная ручка начала проворачиваться и на игру
воображения это уже не смахивало. Угасающий огонь в камине давал слабый свет, а свечу
молодой человек зажечь не успевал. На прикроватной тумбочке, к которой интуитивно
потянулась рука Фрая, ничего опасней талмуда со святым писанием да перочинного ножа
не обнаружилось. А меж тем дверная ручка поддалась напору.
Уэнсли конечно предполагал, что в любом городе имеются воры, которые обчищают
обычных жителей по ночам, но ему не верилось, что встреча с ними состоится сию же
минуту, когда он только прибыл на новое место, да еще когда один и беззащитен. Правда,
то, что увидел наш герой потом, ни шло ни в какое сравнение с уличными жуликами, а
главное испугало на порядок сильнее. Хотя поначалу он недоумевал, ведь в дверях
нарисовалась фигура привратника Хопкинса. Луна как раз заглянула в окно пасторского
домика и млечным свечением озарила белый силуэт церковного помощника. Уэнсли сел
на кровати, сжимая в руках нож и книгу. Возможно, столь поздний визит имел под собой
какое-то неотлагательно-срочное обстоятельство.
– Хопкинс, что-то произошло? – вполне спокойно спросил священник, всматриваясь в
непривычно бледное лицо привратника.
– Кровь… – ответил тот и в голосе проскочили металлические нотки, но разве
разыгравшееся воображение не искажает слуховые и зрительные образы. Подчас мы
можем уловить что-то ужасное, что на самом деле таким не является.
– Что? Кто-то ранен или умер? – еще раз задал вопрос Уэнсли.
Но Хопкинс тоже выразился вполне спокойно, даже немного торжественно и
протянуто:
– Кровь, свежая кровь… вкусная свежая кровь, – и двинулся на священника.
Уэнсли испугался и подскочил с кровати, его здравый смысл буквально отказал ему, -
тот человек сошел с ума. Меж тем, белый как снег, Хопкинс оскалил зубы, и это были
нечеловечьи зубы, а клыки опасного животного, предназначенные, чтобы разрывать плоть:
– Погодите, мистер Хопкинс, – отскочил к камину Уэнсли.– Давайте объяснимся.
– Вкусная, теплая кровь, – шептало нечто в человечьем облике, плавно опускаясь на