четвереньки, чтобы уподобится на зверя. Поистине, это был не человек!
У Фрая до сих пор в руках была только Библия и ножик, но разве можно отбиваться
от ненормального таким орудием?
– Сгинь! – воскликнул он. – Прочь, нечистый!
Ответом ему послужил смех отнюдь не веселый, а жуткий; человекоподобный зверь
даже остановился, чтобы воссоздать всю силу этого жуткого звука. Крамольный смех –
если обозначить его чем-то жутко-запретным, не поддающимся пониманию для обычного
человека. Но нечто не могло долго продолжать издавать такие звуки, оно снова взглянуло
на Фрая и продолжило свое шествие.
Фрай приготовился распрощаться с жизнью, вслух произнося молитвы Всевышнему,
Деве Марии и всем святым, которых помнил, прося пощадить его и уберечь, особенно
душу. Но перехватив у очага еще горячую кочергу, которая зашипела в его руке, попытался
отмахиваться ею от монстра. Шаг, удар, прыжок, выпад вперед и книга полетела в
чудовище. Тот не успел увернуться от увесистого фолианта и взвыл, будто получил
кирпичом. Но это ни сколько причинило ему боль, сколько рассердило. В руках оставалась
одна единственная кочерга, что обожгла его ладонь, но боль физическая отступала перед
паническим страхом, что возымел верх над молодым человеком. Кочерга была необычной,
с заостренным наконечником, будто предназначалась для широко использования, нежели
обыденное перемешивание угля в камине.
Прыжок на Фрая, оскал зубов, замах металлическим орудием, мгновенье, и атака
отбита. Человекоподобный монстр отлетел и снова принял наступающую позу, оскалил
сердито зубы, намереваясь все-таки вцепиться в живую плоть. Фрай отбежал в
противоположный угол, бросил еще что-то, но промахнулся, а его противник довольно
оскалился. Священник схватил туалетный столик и поставил преграду, нападающий
перецепился, преодолевая преграждение, рыкнул и пополз, уподобляясь червяку, поистине
непривычное зрелище – видеть, как человеческое тело ползет. И взгляд, этот стеклянный
пространственный взгляд, будто смотрит на тебя мертвец. Рациональный Фрай хватался за
крупицы здравого убеждения: но не может же быть, в самом деле, это мертвецом? Но одно
он точно знал – есть Бог, и есть Дьявол, так вот – это происки Дьявола. Он послал на
землю нечто из пекла, что приняло человеческий облик и нынче хочет проверить, сильна
ли вера служителя церкви. В остальном, он никак не мог объяснить происходящее, но как
бороться с адским выродком, прикажите? Бросая в тварь все, что попадалось ему под
руку, он начинал отчаиваться, а бесовское отродье сокращало расстояние. Нечто не
останавливали тяжелые вещи, оно извивалось подобно змее, его глубокие увечья не
заливала кровь, просто зияли дыры на мертвецком теле.
Луна устала заглядывать в окно, пологие тучи все чаще прятали небесный светоч, и в
краткие мгновенья тьмы, Фрай испытывал неподдельный ужас, когда не мог видеть хотя
бы очертания нападающего. А тот становился осторожней, замирал, прислушивался,
выжидал. Его жертву было слышно по биению живого и трепетного сердца, учащенному
дыханию и молитвам. Человекоподобная тварь не могла подобраться вплотную, ей не
нравились святые изречения, а Уэнсли уже по какому кругу, часто сбиваясь, в голос
обращался ко Всевышнему. Хорошо, что молодому священнику образование давалось
легко, и он много зазубривал из Нового и Ветхого завета, и ныне все сказанное из святого
писания, действовало, как незримый щит и не нравилось адскому посланнику. Оно не
могло приблизиться, когда до него долетали изречения святого отца, чтобы как следует
напасть – приходилось действовать рывками, когда голос надрывался и на мгновенье
смолкал. В последний момент, Уэнсли сорвал с себя нательный крестик и постарался
перекрестить демоническую тварь, действовал пастырь наугад, возможно сознание или
подсознание подбросило картину Джотто об изгнании бесов, что видел на уроках теологии
в университете. Там, молодой монах Джованни преклонившись перед одром умирающего,
читал святые молитвы. В момент написания картины на его устах застыли слова: «Изойди,
нечистый, из глубин души человеческой раба божьего Себастьяна, дай покой
страждущему, освободи дух человеческий и возьми во власть животное неразумное, ибо
не крещено оно…». Затем ритуальное животное забивали (чаще на такие ритуалы
приводили свиней) и сжигали, развеяв потом пепел по ветру.
Фрай тяжело выдохнул, а если ему провести обряд экзорцизма, правда Англиканская
церковь не практиковала пресловутую науку, но в конкретный миг безысходности и
сейчас, отступление от доктрин может спасти ему жизнь. Смахнув крупные капли пота со
лба, облизывая сухим языком пересохшие губы, Уэнсли начал повторять вымышленные
постулаты изгнания бесов, пытаясь даже спеть псалмы «Верую в Бога и требую нечистый,
изойди из раба божьего Хопкинса, оставь душу страждущего…».
Нечисть на время замерла, прислушиваясь к ритуальному бреду святого отца,
поначалу она слушала, потом завыла, как гиена, но в следующий миг, глаза наполнились
адским жаром, вспыхнули двумя огнями в темноте и вой стал напоминать надрывистый
хрип и дым повалил из ноздрей. Теперь адский посланник разозлился не на шутку.
Перестав выискивать способ выпить кровь жертвы, просто захотел убить преподобного
Уэнсли, потому что, тот зацепил нечто грандиозное – струну, которая удерживала его в
этом теле, и теперь струна рвалась и бес должен был покинуть тело. Уэнсли одной рукой
держал впереди себя нательный крест, другой – пытался нащупать дверную ручку. Удача!
Вожделенный предмет послушно закрутился в его руке, рывок, вылет, хлопок и
демоническая сущность по ту сторону двери. Уэнсли едва сдерживает монстра, что рвется
к нему. Драматизма сцене добавляет кромешная тьма, священник читает молитвы, ответом
ему служит разъяренный рык бесовской силы. Сцена в театральной пьесе приукрашена
была бы органной музыкой, стуком по железу и завыванием дворовой собаки. Из-под
двери клубнями бы сочился дым и вспыхивал красный свет. Но в этот момент рядом не
плясали переодетые и воображаемые черти, а то, что рвалось к Фраю, не произносило
грозных речей, оно определенно гадко выло. Пастор терял надежду, взывал к небесной
помощи. Если б разверзлись небеса в тот самый момент, он бы не удивился, а только
обрадовался, – и строй величественных ангелов трубил в небесные трубы, выступив из
тьмы – не обомлел бы от подобного благодеяния, а лишь возблагодарил за помощь. Но
ночную пелену не разрывал чудодейственный искристый свет, не пели псалмы. Все, что
было здесь – это жуткое нечто, разъяренное и увеличивающее силы. Старые створки уже
не выдерживали напора того, что их рвало. Мгновенье, и сам Фрай отлетел в сторону,
дверь швырнуло об стенку в нескольких шагах от него. Во тьме снова загорелись красные
огоньки, из пасти вырвался рык. Пастор не мог увидеть, как обезображено лицо
привратника, но нарисовал в голове достаточно убедительный образ. Чудовище двинулось
мерным шагом, путь жертве отсечен, куда ей деваться, а Фрай тоже постарался подняться
на ноги и в последний раз заговорить с чудовищем:
– Мистер Хопкинс, если ваша душа захвачена бесом, умоляю, не поддавайтесь. А ты,
нечистый – изойди из тела страждущего, ибо на то воля Божья…
Его нога за что-то зацепилась – это кочерга, да-да, а ведь он ее бросил еще в той
комнате. Быстро подняв с пола нужный предмет, пастор опять взмолился к Богу:
–…К тебе, Боже, милостивый обращаюсь, раб твой покорный, если телу суждено