- Вот и отлично, теперь надобно уладить мой отъезд с Фрейлин...
- Давай-давай, только она тебя никуда не отпустит или же поедет с нами, может не делать таких удивленных глаз.
- А что мне ей сказать, чтобы она не ехала с нами?
- Ничего, куда бы ты ни засобирался, Фрейлин последует следом. И даже я не могу ей запретить, на мне и так должок висит...
- Дядя, я надеялся, что мы будем ехать налегке, а не тащить всю компанию разом.
Вечером Фрай имел разговор со своей невестой, а та и слушать не хотела его убедительные просьбы остаться в Дарквудсе, нет, она поедет в Лондон и сама убедится, что ее жениху не угрожает никакая опасность, одного его не оставит, даже в сопровождении белого колдуна. Или напомнить их прошлую выходку? Пастору не дали шанса отделаться от свиты, которая в этот раз состояла из мистера Уэнсли, Фрейлин и миссис Бонны - вполне небольшая компания. Но затем в пасторат пожаловал виконт, когда Фрай и Эдвард обсуждали все детали отъезда, пронырливый вельможа разнюхал о предстоящем путешествии:
- Так-так-так, вы решили снова сунуться в пасть льву, - сходу заявил Фортрайд, оказавшись подле двух заговорщиков. - А вдруг этот адъютант решил вас похитить или в тюрьму засадить? Эдвард, твоя хваленная магическая силушка может не сработать. С чего вдруг работничкам министерства вздумалось так настырно вас в столице дожидаться?
- Милорд, вы осведомлены не хуже нашей столичной разведки, - ответил Эдвард. - Видимо, шпионы у нас повсюду.
Его светлость криво улыбнулся и самодовольно почесал нос.
- И все же, я намерен ехать, - твердо ответил Фрай. - Обещаюсь, если нас попытаются втянуть в опасную авантюру, грозящую одними лишь неприятностями - мы без разговоров возвращаемся домой.
- Опрометчивое решение, если честно, - заметил виконт. - Хотя, я не смею вас, дорогой друг, ни в чем упрекать. Но, Эдвард, я не ожидал от тебя подобной мальчишеской выходки, мало ты посидел в плену? Забылся уже?
- С вами забудешься, - прорычал Эдвард про себя. - Милорд, ты остаешься для подстраховки, я буду писать тебе письма, заодно узнавая, как там мои дела продвигаются, если корреспонденция вдруг перестанет приходить, труби тревогу.
- Поистине, вы одного поля ягодки, я им вещаю, что опасность велика, и каждый успел уже на «грабли наступить», а они все равно решились ехать. Слишком скользкие людишки в том министерстве обитают, авось еще переворот утроят?
- Поэтому, вы, милорд, остаетесь здесь, с вашими теперешними возможностями, вы нас спасете, если все пойдет не так.
- Я?! - удивился Фортрайд. - Я же не маг, если ты не забыл, что я им противопоставлю - колдунам и магам - мне снова на плаху лезть?
- А ты думаешь, что у тебя хотят отобрать Кровавый Алтарь?
- Пока что, я даже о подобном не рассуждал. Но предположение вполне вероятное. Если вас поймают и захотят упрочнить власть, мой источник станет самым удобным трофеем. И некому будет его защищать...
- Или, скорее всего, это тебя некому защитить? - смекнул Эдвард, разгадав куда клонит его завсегдатай приятель.
Его светлость величественно задрал нос, аристократично глянул на двух вредных и упрямых джентльменов и произнес:
- Да, я переживаю о своей судьбе, и без вас меня могу ожидать некоторые неприятности, так что, я однозначно против этой поездки. А еще, против того, что там вас ожидают новые приключения, в то время, как мне в одиночку здесь куковать...
- А как же переживание о своей драгоценной шкурке? - иронично заметил Эдвард, посмеиваясь с друга. - Милорд, вы либо противоречите сами себе, либо не хотите нас отпускать из вредности?
- Я опасаюсь, предостерегаю и забочусь, и никто мне даже взамен благодарности не сказал, - Фортрайд картинно изобразил обиду, такой талант пропадает.
- Ваша светлость, мы безгранично вам благодарны за заботу, но вы человек примечательный, ваш отъезд неотъемлемо вызовет различные разговоры, мы же отправимся без лишнего внимания, в конце концов, я имею право отправится проведать отца, и мой дядя тоже...
***
По коридору шагали двое людей. Они выглядели довольно суровыми, даже немного устрашающими, если учесть, как неестественно бледность их лиц отсвечивалась в полутемном освещении коридора. Их бескровные губы были сжаты, будто джентльмены только что пережили сильнейшее потрясение, и старались сдержать свои эмоции в себе. Даже тон из голоса был ровным, дыхание умеренным и только глаза, как истинные глашатаи души, выдавали всю бурю чувств, что бурлила в каждом. Их возраст был не определен, внешне они казали, не молоды, ни стары: ни единая морщина не изрезала мужественный лоб или переносицу, не зацепила веки и глаза, будто время застыло в этих масках, хотя и юнцами их не назовешь, уж слишком много самомнения и выдержки, размеренности и опыта, эти черты проявлялись в старшем возрасте.