— Анита разорвет тебя на части.
— Посмотрим. Второе, что я сделаю, — созову семейный совет и потребую, чтобы Эллен выплатили ее долю в кратчайший срок — так быстро, насколько это позволяет состояние наших финансов и кредита. Полагаю, — добавила я, — Анита снова будет в ярости.
— Наверно. И напрасно, потому что голосование будет не в твою пользу. Мардж, зачем тебе все это? Ведь и так дела обстоят неважно.
— Может быть. Но вполне возможно, что некоторые из вас давно уже ждут, когда же появится тот, кто возглавит восстание против Аниты. По крайней мере я увижу, как разделятся голоса. Вик, по контракту, что я подписала, я должна уплатить семье более семидесяти тысяч новозеландских долларов. И мне было сказано, что делается это для того, чтобы каждый из наших многочисленных детей, покидая общий дом, мог получить полностью свою долю. Я не спорила. Я подписала контракт, и, если этот контракт в силе, все, что говорит Анита, не имеет никакого значения. Если мы не в состоянии выплатить Эллен ее долю сразу, я буду настаивать, чтобы все мои месячные взносы поступали на счет Эллен до тех пор, пока Анита не проглотит неизбежность потери одной доли и не выплатит Эллен всю сумму. Ты считаешь это несправедливым?
— Мардж, я не знаю, — сказала она, помолчав. — У меня не было времени подумать.
— Так найди время. Потому что самое позднее в среду тебе придется сказать или «да» или «нет». Я не позволю, чтобы с Эллен и дальше так обращались. — Я ухмыльнулась и добавила: — Расслабься! Улыбнись, и давай сходим на почту — поболтаем с Эллен и покажем ей другую сторону медали.
Но мы так и не пошли на почту и не позвонили Эллен, вместо этого мы отправились обедать и за обедом продолжали спор. Я не помню точно, каким образом в разговоре появилась тема искусственных людей. Думаю, это произошло, когда Викки в очередной раз принялась «доказывать», насколько она свободна от всяких расовых предрассудков, демонстрируя эти самые предрассудки всякий раз, как только открывала рот. Майори были у нее, конечно, денди, равно как и американские индейцы и, разумеется, хинди, а также, безусловно, китайцы, которые подарили человечеству несколько гениев… Словом, все это, конечно, так и все это знают, но где-то же надо «провести черту»…
Мы уже ложились спать, и я старалась не отвечать ей и тем самым прекратить эту пустую болтовню, когда что-то буквально ударило меня. Я села на постели и спросила:
— А как ты узнаешь?
— Как я узнаю что?
— Ты сказала: «Конечно, никто не женится на искусственном существе». Как ты узнаешь, что человек искусственный? На них ведь далеко не на всех есть серийные номера.
— А?.. Ох, Марджи, не будь дурочкой! Искусственно созданное существо невозможно принять за живого человека. Если бы ты видела хоть одного…
— Я видела. И не одного, а многих!
— Тогда ты сама знаешь.
— Что я знаю?
— Тогда ты прекрасно отличишь такого монстра от человека, лишь только глянешь на него.
— Как? Где находятся те шрамы или родимые пятна, или что там еще, по которым можно отличить искусственного человека от любого другого? Назови хоть один признак.
— Марджи, с тобой сегодня очень трудно! Ты словно задалась целью дразнить меня… Это на тебя совсем не похоже, милая. Ты превращаешь наши каникулы во что-то очень неприятное.
— Не я, Вик. Ты это делаешь. Болтая отвратительные, наиглупейшие вещи о том, в чем ты ни черта не смыслишь. — И эта моя фраза с блеском доказывает, что как ни старайся генный конструктор, а настоящего суперчеловека ему не создать, потому что моя реплика хоть была и честной и справедливой, но совершенно не годилась для споров с родными — слишком резко.
— О… Как ты могла!.. Это неправда!..
То, что я сделала вслед за этим, вовсе не содействие моей лояльности по отношению к другим искусственным людям по той простой причине, что ИЧ не испытывает никакой приверженности к своей категории — для этого просто нет никаких предпосылок. Я слышала, что француз может умереть, защищая честь «родной Франции», но… Вы можете представить себе, чтобы кто-то сражался и умирал за честь «Гомункул инкорпорейтид, секция Нью-Джерси»? Я думаю, что сделала это ради себя самой — это было одно из тех критических решений в моей жизни, которые я никогда не могла потом проанализировать, не могла понять причины, побудившей меня поступить так, а не иначе. Босс говорит, что весь процесс обдумывания важнейших поступков и решений происходит у меня на каком-то подсознательном уровне. Может быть, он прав.