- Ты считаешь, что те, кто доставляет “диво” на остров, и устроили на нас нападение?
- Да. В Турае у меня бы в этом не было никакого сомнения. Но здесь все, может быть, обстоит гораздо сложнее.
Макри высказала предположение о том, что Элит молчит потому, что не хочет опозорить себя, рассказав о своей связи со жрецом Древа.
- Подобная связь у эльфов считается каланиф из каланиф, - сказал я.
- Но неужели внебрачная связь со жрецом более позорна для семьи, чем публичная казнь? - удивилась Макри.
- Всякое табу кажется весьма странной штукой, если оно тебя не касается. Я, честно говоря, не знаю, что они здесь считают более важным. И никто не хочет со мной сотрудничать.
И в этот момент на меня накатило озарение.
- Я знаю эльфа, на которого можно слегка надавить. Это приятель Дру. Насколько помню, его зовут Литий. Юное поэтическое дарование, оказавшееся в тюрьме Древесного дворца. Судя по его поведению, он входит в круг мятежной молодежи, весьма близко знакомой с импортной субстанцией. Возможно, Дру сумеет убедить его рассказать всю правду, что, в свою очередь, даст мне возможность оказать помощь Элит.
- Согласится ли Дру тебе помочь?
- Не исключено. Мне кажется, что я ей понравился. Постараюсь внушить ей, что только этим она сможет лучше всего облегчить участь своего дружка. Обычно такой довод помогает, хотя он не всегда соответствует истине.
Так и получилось, когда мы обнаружили Дру в её доме, неподалеку от жилища Карита. Строго говоря, мы обнаружили Дру не в доме, а на тоненькой ветке. Она сидела высоко над землей, словно курица на насесте. Страдания Лития погрузили её в глубокую печаль, и она не слезала с дерева вот уже целые сутки. Родители юной поэтессы настолько разволновались, что очень обрадовались, увидев Макри и меня карабкающимися к их жилью. И это несмотря на то, что эти достойные эльфы, как и большинство обитателей Авулы, относились к нам не только с недоверчивым интересом, но даже и с некоторым подозрением. Макри пользовалась у них особым вниманием, и многие жители Авулы при виде её продолжали широко открывать рот, хотя и не так широко, как сразу после нашего появления на острове. Мать юной поэтессы пребывала в слезах, а папаша - в ярости. И они оба кляли злую судьбу, заставившую их дочь втюриться в такого отпетого бездельника, как Литий.
- Ну почему она не могла полюбить воина? - выла мамаша. - Или в крайнем случае сына ювелира?
- Надеюсь, у тебя нет намерения сигануть вниз? - крикнул я, стоя у дома.
- Еще не решила, - ответила Дру.
- Все не так уж и плохо. Литий не совершил серьезного преступления, и лорд Калит его через день-другой отпустит. Мы собираемся навестить его в заключении, чтобы кое-что выяснить. У тебя нет настроения составить нам компанию?
- Вы действительно хотите его увидеть? - спросила Дру, поднимая на нас глаза.
- Естественно. Благодаря леди Йестар мы имеем постоянный доступ во дворец.
Дру поднялась на ноги и легко спрыгнула с ветки. Не выказав никаких намерений слушать нотации отца, она побежала в дом, заявив на бегу, что прежде, чем встретиться с Литием, ей надо причесаться и вообще привести себя в порядок.
- Литий - дурак, - произнес папаша и, обратившись к Макри, добавил: - А ваше кольцо в ноздре - просто отвратительно.
- Пожалуй, нам пора, - поспешил сказать я.
- А вы, как я слышал, сыщик? - продолжил папаша, одарив меня суровым взглядом. - Странно… Судя по вашей внешности, вы не способны найти большое дерево посередине маленькой лужайки.
Еще один грубиян. Я начал понимать, почему юная Дру так скверно себя чувствует в родительском доме.
- Лучше бы она осталась торчать на ветке, - буркнул он и отбыл в дом.
В тот же миг в дверях возникла Дру. Ее коротко стриженные желтые волосы торчали во все стороны. Весьма экстравагантная прическа даже для продвинутого молодого эльфа.
- Вы знаете, за что арестовали Лития? - без задержки начала она. - Лишь за то, что он подрался с кузнецом из-за стихов. Нелепость какая-то. Все последнее время он вел себя очень странно. Все время совершал какие-то иррациональные поступки.
По дороге в Древесный дворец Дру внимательно изучала Макри.
- А ногти на ногах у вас действительно золотые? - поинтересовалась она, будучи не силах сдержать любопытство.
- Конечно, нет. Я их просто выкрасила.
Концепция окрашивания ногтей, видимо, оказалась для Дру чем-то новым, и слова Макри произвели на неё сильное впечатление.
- Скажите, а это очень больно, когда протыкаешь ноздри?
- Не очень. Но было больно, когда во время схватки какой-то орк вырвал кольцо из моего носа.
- Я хотела проткнуть себе уши, но отец не позволил. Сознательное повреждение своего тела считается у эльфов каланиф.
Я поспешил сменить тему беседы, поскольку у Макри развилась привычка вслух размышлять о том, стоит ли ей протыкать соски, чтобы вставить фенечки. Услышать в очередной раз рассуждения на эту тему мне почему-то не хотелось.
- И когда же Литий начал вести себя странно? - спросил я.
- Несколько месяцев назад. По правде говоря, совсем нормальным он никогда не был. Этим он мне и понравился. Но в последнее время он вообще потерял контроль над собой.
- Ты знаешь, что он употреблял “диво”?
- Я говорила ему, что это глупо, - произнесла Дру упавшим голосом.
Я поинтересовался у юной поэтессы, не знает ли она случаем, у кого его дружок приобретал наркотик. Поэтесса этого не знала. Так же как и того, кто привозит “диво” на остров.
- Я старалась держаться от этого подальше, - пояснила она.
Я не был уверен, что она говорит правду, но развивать тему дальше не стал. По пути во дворец мы наткнулись на ещё одного знакомого мне эльфа. Это была Шутан-ир-Хемаз - знаменитый жонглер. Гордость Авулы дрыхла прямо на тропе, а вокруг неё были разбросаны её жонглерские причиндалы.
- О боги! - произнесла Дру, сразу распознав симптомы.
Так же, как и я. В нашем округе Двенадцати морей нельзя пройти, не споткнувшись о валяющегося на каждом углу наркомана. Но я, оказывается, и не представлял, какое распространение получила эта зараза среди юных эльфов.
Вначале нас не хотели допускать к Литию, но Макри обратилась за помощью к леди Йестар, и нас в конце концов пропустили.
- Что бы ты делал без меня, Фракс? - сказала она.
- Не понимаю, как я существовал раньше, - ответил я. - Что ж, пойдем побеседуем с заблудшим поэтом.
В камере Лития было так же светло и чисто, как и в моей, но не привыкший к тюрьмам юнец пребывал в полной прострации. Он с безнадежным видом сидел на полу, привалившись к стене. Увидев Дру, молодой эльф с радостным воплем вскочил с пола и заключил её в объятия. Позволив им немного постоять в обнимку, я перешел к делу. Во-первых, я попросил Дру оставить меня наедине с Литием. Та неохотно повиновалась, пообещав дружку, что будет вечно ждать его возвращения.
- Литий, у меня к тебе несколько вопросов. Ответь на них, дай мне возможность все обдумать, и с тобой ничего плохого не случится. Если же ты откажешься отвечать, то лорд Калит обрушится на тебя, словно скверное заклятие. Очень скоро на него найдет просветление, и он поймет, с какой грандиозной проблемой столкнулся. Мне кажется, что он начнет отправлять в ссылку всех, кто хоть раз прикоснулся к “диву”.
- Я ничего не могу вам сказать, - уныло повесив голову, ответил Литий.
- Ты должен. В противном случае тебя изгонят с Авулы, и мать отдаст Дру замуж за сына ювелира.
Этим словами я, похоже, его пронял.
- Сына ювелира? Неужели он опять крутится рядом с Дру?
- Как пчелка вокруг меда. И если ты вообще хочешь выйти из этих мрачных застенков, то все мне расскажешь. Я хочу знать все о “диве” в священном озере, об Элит, о Гулас-ар-Тетосе и о его брате. Рассказывай с самого начала и не останавливайся, пока я тебе не скажу.
Литий начал говорить, и сведения, которые он мне сообщил, оказались весьма интересными, хотя и запоздалыми. Оказалось, что юный поэт вот уже три месяца наливается “Жидкостью счастья”. Начал он это после того, как его столь же возвышенный духом приятель спросил, не хочет ли он испытать нечто новенькое, позволяющее поднять творческую активность на небывалый уровень.