– И они управляют драконами, а их умение низводить на нет наши чары усилилось. Только что, в прошлом месяце, Повелительница Небес, ты оказалась обведённой вокруг пальца их главой, Дизиз Невидимой.
– Меня не обвели вокруг пальца, – говорит Лисутарида спокойно.
– Турай пал.
– И его отобью его. Что подводит нас к следующей задаче. Пришло время выбрать военачальника.
Хемистос хмурится.
– Ещё не все прибыли.
– Нас здесь достаточно. Сейчас нам требуется военачальник, и я выдвигаю себя, как главу Гильдии Волшебников.
Воевода Хемистос смотрит на короля в сомнении, видимо, гадая, не окажется ли затруднительным для Самсарины поддержать Лисутариду. Было бы, захоти Гардос сам занять это место. Первым заговаривает глава посланцев Ниожа.
– Мы пришли к мнению предложить воеводу-епископа Ритари.
Ритари верховодит восточным полком Ниожа. Без понятия, что это за человек, но это и не важно. Вряд ли Запад последует за ниожским военачальником. Никто их особо не любит, хотя о себе ниожцы весьма великого мнения.
– А не должно ли отдать эту должность воеводе Акариусу? – спрашивают посланцы Юваля. – Это самый опытный наш воин.
– А ещё ему за шестьдесят, – ворчит один из ниожцев.
– Я поддерживаю Лисутариду, – говорит глава послов Аделези, маленького государства на Южном побережье. – Она лучше всех поднаторела в военных делах.
Голоса повышаются, и встреча быстро теряет чувство порядка. Этого я и ожидал. Выборы военачальника никогда не были простым делом. Утверждённого порядка тут нет. Нет законов или договоров между народами о том, как это дело следует обстряпывать. Просто надо найти человека, за кем все последуют, а это часто представляется сложным. Порой случается, что воин или государственный деятель, лучше всего подходящий для этого, не избирается, потому что соседние страны ему не верят или завидуют. Народы вечно ревнуют или подозревают друг друга. По этой причине должность иногда занимают колдуны. Поскольку их гильдия является международной, они не столь сильно сопоставляются с отдельной страной.
Ниожцы продавливают своего воеводу-епископа Ритари, но в Зале Собраний витает чувство, что ни один воин не обладает достаточной поддержкой для руководства войсками. Не смотря на это, обсуждающие не возвращаются к соглашению по Лисутариде. Их сомнениям придаётся голос Чариуса Великого, предлагающего, раз уж военачальником должен быть чародей, им должен стать Ласат Золотая Секира.
– Как-то это не слишком правильно, да? – спрашивает посол из Абелези. – В конце концов, Лисутарида – глава Гильдии.
– С этим решением согласились не все, – заявляет Чариус. – Были сомнения на счёт справедливости голосования.
– Не было никаких сомнений! – выкрикивает Лисутарида. – Я безоговорочно победила.
Это правда, раз уж на то пошло. Она действительно победила на выборах, но лишь после ряда различных грязных уловок, включающих в себя воровство, подкуп и шантаж, осуществлённых наиболее бесстыдными гражданами Турая. В основном, мною да Макри. И я по-прежнему горжусь нашими усилиями. Король, доселе молчавший, задаёт вопрос Ласату.
– Хочешь это место?
– Я бы его принял, если необходимо, – отвечает Ласат.
– Мы бы предпочли Ласата Золотую Секиру вместо Лисутариды, – говорит посол Симнии. Особо не удивительно. Симния никогда не любила Турай.
– Как и мои самсаринские войска, – добавляет барон Мабадос.
– А эльфы не захотели бы, – говорю я, повышая голос. – Каждый эльфийский остров доверяет Лисутариде.
Все мигом затыкаются. Нам нужны эльфы.
– Возможно, сейчас не подходящее время, чтобы... э-э-э, – король беспомощно глядит на воеводу Хемистоса. Воевода сам выглядит неуверенным, как же поступить.
– Предлагаю выждать день-два, – говорит Ласат, – чтобы дать нам время на размышления.
Другими словами, дать ему время на подкуп. Подобное не приемлемо, но встреча прерывается без решения. Лисутарида воспринимает это весьма спокойно, хотя имела полное право пойти в разнос из-за неверности самсаринских волшебников. Когда мы уходим, к нам подходит король. Я ожидаю, что он станет советоваться с Лисутаридой по важным военным делам, но вместо этого он спрашивает Макри о его драконе.
– Живёт-поживает, – рассказывает ему Макри. – крыльями начал махать. Думаю, скоро начнёт летать.
– Великолепно! Продолжай держать меня в известности. Ласат создаёт особый загон, чтобы держать эту тварь, когда она сможет летать.
– Надеюсь, дракон сожрёт Ласата, – говорит Лисутарида, когда мы выходим из Зала Собраний. – Чёрт побери этих самсаринцев. И симнийцев.
– Да и не заметил особо, чтобы ниожцы тебя поддерживали, – говорю я, – им не нравятся, когда женщина получает власть.
– Жизнь стала бы намного легче, будь здесь эльфы.
– Сможем продержаться до их прибытия? – спрашивает Макри.
– Нет. Вопрос требует скорейшего решения. Князь Амраг зря время даром терять не станет.
Я замечаю, что Макри потирает рёбра и спрашиваю о ранении. Она говорит, что в порядке.
– Готова к завтрашнему бою?
– Полагаю.
– Не слышу особого желания.
Макри пожимает плечами. Макри всё ещё не увлечена этими состязаниями.
– Тебе нужно победить, – говорю я ей. – Теперь ещё больше, чем когда бы то ни было. Если дойдёт до прямого выбора между Лисутаридой и Ласатом, твоё положение, как её бойца, может значительно повлиять. Ласат покровительствует Элупусу, его победа поколеблет людское мнение.
– Глупо звучит, – говорит Макри. – И не последовательно.
– Люди глупы и непоследовательны.
– Боюсь, Фракс прав, – говорит Лисутарида. – Важно, чтобы ты справилась лучше Элупуса. Живо, спрячьте меня.
– Что?
– Вон там сзади Кублинос. В данное время с меня хватит его ухаживаний.
Продвигаясь дальше, мы с Макри прикрываем Лисутариду, стараясь избежать Кублиноса.
– Не давайте ему понять, что я избегаю его, – говорит Лисутарида. – Мне всё ещё может понадобиться занять у него денег.
– Я думал, что Кублинос тебе по боку, – говорю я.
– По боку. Но он очень навязчивый, а сейчас не подходящее время для ухаживаний, разве не так? Только не тогда, когда идёшь на войну.
– Я в этом не уверен, – говорю я. – Разве любовь не расцветает перед войной? Последняя возможность для счастья, перед тем, как всех зарежут, нет?
– По мне, так не сообразно это.
– По-моему, ты просто используешь войну как предлог, чтобы избежать чувственного влечения, – говорит Макри.
С этим мы резко останавливаемся.
– Чего?
– Люди, беспокоящиеся при мысли о любых чувственных влечениях, имеют склонность искать видимые оправдания, чтобы уклониться от них.
– Что за дичь, – говорит колдунья. – Кто вообще это сказал?
– Саманатий.
– Да что знал этот старый мудролюб о порывах чувств?
– Многое, – настаивает Макри. – Ему был ведом ход человеческих мыслей, – она неожиданно выглядит осунувшейся. – Я скучаю по Саманатию.
На это особо нечего сказать. Старый мудрец несомненно погиб, похороненный под развалинами Турая. Макри, которая, возможно, наконец почувствовала воздействие всех своих деяний за последние несколько недель, впадает в молчание и выглядит уставшей и подавленной по мере нашего приближения к дому в полной тишине. Солнце заходит, но на улицах всё ещё ярко, и весёлые выкрики гуляк из кабаков, смех и пение. Теперь Элат полон приезжих, и местные власти установили больше масляных светильников, освещающих улицы. Поскольку ни Лисутарида, ни Макри, ни я не чувствуем в себе радости, как те кутилы, облегчение добраться до дома Арикдамис. Моё облегчение длится меньше всего. Меня ожидает Мерлиона. Она завёрнута в грубый тёмный плащ и капюшон поверх её обычной одежды, пришедши сюда скрываясь. Понять можно. Превеликое нарушение правил поведения для дочери барона – посетить незнакомцев поздней ночью. Мабадос лопнет от злобы, коли узнает. Я отвожу её в одну из гостевых комнат Арикдамиса, где мы можем поговорить с глазу на глазу.