Солнце висело прямо над головой, на улице было пыльно и нестерпимо жарко. Город опустел, если не считать нескольких оборванных детишек, плескавшихся в старом фонтане, в который поступает вода из акведука. Еще несколько дней, подобных этому, и акведук пересохнет. Мятежа в этом случае не миновать. У меня было такое настроение, что я с превеликим удовольствием принял бы участие в любом бунте. Лишь бы он не кончился кровью. Меня одолевали самые мрачные предчувствия о том, чем может завершиться очередная попытка выступить в роли Народного трибуна. Теперь я был обязан направить официальный доклад в сенат, а как только дело станет достоянием широких масс наших политиков, исход его никто не сможет предсказать.
Одно было ясно — расследованием кражи в Колледже Гильдий никто по-настоящему не занимался. По словам юного школяра Рабакса, он оставил деньги в шкафчике всего на несколько минут, отправившись сдавать свое сочинение одному из преподавателей. Вернувшись, он обнаружил, что замок взломан, а гураны исчезли.
Я осмотрел шкафчики и их запоры. Это были деревянные коробки с пародией на замки. Открыть эти, с позволения сказать, запоры можно было за несколько секунд. Самой кражи никто не заметил, но несколько студентов видели, как примерно в это время Макри входила в помещение. Более никаких уличающих ее фактов не было. Однако это вовсе не значило, что персонал Колледжа был возмущен исключением успевающей студентки. Школяры тоже восприняли эту весть спокойно. Они, так же как и достойный профессор Тоарий, считали, что кровь орков рано или поздно возьмет свое и Макри начнет красть.
В принципе я тоже разделял эту точку зрения. Все орки — лгуны, обманщики и воры. Существу даже с небольшой примесью оркской крови доверять нельзя. В Турае это знает каждый младенец. Однако, к своему величайшему сожалению, я знал, что Макри этих денег не брала, и мне, следовательно, предстояло заняться расследованием. Мне придется вкалывать из-за кражи жалких пяти гуранов, и мои труды никто не оплатит. Я скорбно покачал головой. Как правило, я не веду расследований безвозмездно, ибо подобная филантропия может представить меня в дурном свете.
Что же касается кулона Лисутариды, то дело с его поисками с самого начало пошло наперекосяк. Если только эта несчастная подвеска может предупредить Турай о надвигающейся войне с орками, настало время валить из этого города. Вопреки мнению Лисутариды, кто-то наверняка еще до кражи знал о его волшебных свойствах. Из-за обыкновенной драгоценности людей в таком количестве не убивают и таверны не сжигают.
В центре фонтана расположилась небольшая статуя святого Кватиния, беседующего с китом. Это иллюстрировало один из многочисленных подвигов нашего небесного покровителя. Если верить легенде, кит был по самые уши набит религиозными познаниями, что, видимо, должна была символизировать вытекающая из его пасти вода. Шуганув детишек, я утолил жажду, а затем, подняв глаза на святого Кватиния, спросил:
— А ты не хотел бы мне помочь?
Святой не ответил. Вообще-то, насколько я помнил, Кватиний ни разу еще мне не помогал. Впрочем, сетовать было неуместно — ведь я частенько пропускал молитвы, хотя закон требовал, чтобы я обращался к небесам не менее трех раз в день.
Вернувшись в «Секиру мщения», я пожаловался Танроз на недостойное поведение некоторых своих сограждан, играющих в тотализаторе на то, на что играть не положено, — на имеющее отношение к Фраксу число покойников. От нашей доброй стряпухи я ожидал сочувствия, но Танроз пребывала в отвратном настроении и от моего нытья отмахнулась. В таком расположении духа Танроз бывает крайне редко. На сей раз, насколько я понял, между ней и Гурдом возник спор по поводу излишних трат на продукты. Гурд торчал у дальнего конца стойки бара, отворотив рожу к стене, но когда я, взяв кружку пива и тарелку рагу, направился к столику в дальнем конце зала, варвар присоединился ко мне. Оказывается, он тоже страдал.
— Никогда не пеняй поварам за то, что они слишком много тратят на муку и яйца, — нравоучительно произнес я. — Это всегда чревато неприятностями. Они начинают думать, что ты просто не ценишь их кулинарное искусство.
— Спор возник практически из ничего, — возмущенно сказал Гурд. — Танроз принялась орать на меня без всякой причины.
И он, и я прекрасно понимали, что все редкие недоразумения между ними возникали только потому, что Гурд никак не решался объясниться в своих истинных чувствах к Танроз.
Когда доходило до меча или боевой секиры, решительнее Гурда я человека не встречал. Однако если речь шла о том, чтобы наконец признаться в любви к стряпухе, Гурд начинал вести себя, как самый паршивый трус.
— Рано или поздно тебе придется высказаться по этому вопросу, — сказал я, чувствуя себя не в своей тарелке, как бывало всегда, когда беседа велась о столь деликатной материи. — Не можешь же ты постоянно болтаться с видом несчастной ниожской шлюхи и упрекать Танроз за плохое ведение счетов. Неужели ты ничего больше придумать не в состоянии?
Гурд в ответ печально покачал головой. В таверне стояла дикая жара, и длинные волосы варвара липли к его плечищам.
— Это не так просто, — пробормотал он и погрузился в молчание.
— Все бабы — сумасшедшие, — вмешался сапожник Паракс. Его участие в любой беседе обычно заканчивалось серьезными неприятностями.
Я сказал ему, чтобы убирался.
— И не вздумай спрашивать о последнем числе трупов, — добавил я.
— Мы уже слышали о свежей троице, — сказал Паракс. — Итого семь. Похоже, если поставить на двадцать — не промахнешься.
— Канатчик Бексан поставил кучу бабок на число между двадцатью и двадцатью пятью, — задумчиво произнес Гурд. — А ты как думаешь? Может быть, покойников будет еще больше?
— Что с тобой, Гурд? Как ты можешь играть на том, сколько будет смертей?
— Почему бы и нет? — изумился северный варвар. — Ставка есть ставка.
В этих словах, видимо, имелась доля истины.
— Женщин ублажить невозможно, — гнул свое Паракс. — Возьмите мою супругу, например. Да с ней не смог бы ужиться ни один мужчина.
Жена Паракса, возможно, была бы более счастлива, если бы ее муженек вместо того, чтобы торчать в тавернах, тачал обувь, подумал я, но промолчал. Ввязываться в дискуссию мне не хотелось.
— Но что мы, мужчины, можем сделать? — продолжал Паракс. — Нам остается их только ублажать. Бегать вокруг и заглядывать в рот, угадывая желания. Это глупо, но такова жизнь.
К этому времени Гурд уже давно ерзал на стуле, поскольку не желал, чтобы его проблемы обсуждались публично. Особенно ему не нравилось, что этим занимается сапожник, славящийся полным отсутствием такта.
— Возьмем, к примеру, Фракса.
Я резко вздернул голову.
— При чем здесь Фракс?
— А где ты только что был?
— Работал, — слегка прищурившись, ответил я.
— Занимался расследованиями в Колледже Гильдий, насколько я слышал? Опять пытаешься решить проблемы Макри?
— Что значит «опять»?
— Да брось ты, — ухмыльнулся Паракс. — Ты постоянно вокруг нее увиваешься. Трешься около с момента ее появления в городе.
Мне следовало выступить с сокрушительным опровержением, но столь откровенная наглость временно лишила меня дара речи.
— Чего ты так разволновался? — хихикнул идиот-сапожник. — Масса мужиков втюриваются в девчонок, которые им в дочери годятся. А у нее, несмотря на примесь оркской крови, классная фигура. Вполне годится, чтобы согреть тебя холодной зимой, а, Фракс?
Заметив, что я готов обнажить меч и снести этому кретину голову, Гурд возложил свою лапищу на мою руку. Я ухитрился сдержаться, но скорее всего ненадолго.
— Паракс, ты — тупее, чем орк. Убирайся отсюда и донимай кого-нибудь другого, — прошипел я.
Обожавший всякие скандалы баламут-сапожник дело миром, видно, кончать не хотел.