— А, старый дружок-жестянщик, сколько лет, сколько зим! Ну что, как делишки, чумазый? Я просто счастлив — потратить вечер перед выходными на поездку в твою чертову дыру, чтобы отвезти сюда феминистку-хиппачку, которой наш Роквилль казался недостаточно хорош, пока ее не вышвырнули из Голливуда пинком под зад, — что может быть приятней!
— Успокойся, Чак, — поморщилась Бонни, — разве не замечательно, что Мона Джей так рвалась снова увидеться с Кеном? Представь, каково было бы нам с тобой, расстанься мы на целые годы!
Чак задумчиво закатил глаза к ясному летнему небу.
— Ну, не знаю… — лениво протянул он. — Уж я бы, во всяком случае, не отсиживался на помойке, как придурок! Прижал бы какую-нибудь цыпочку в углу, и дело с концом — на следующий же день, можешь не сомневаться.
— Чарльз Аптон Фэрлей! Как ты смеешь мне такое говорить?
Кен с Моной, не обращая внимания на скандалящую парочку, смотрели друг на друга.
— И где же ты была все это время?
— В основном в Калифорнии.
— Калифорния большая…
— Ну да, в Голливуде.
— О! Значит, стала актрисой, как мечтала?
Мона Джей смущенно потупилась.
— Вроде того… Ты смотрел «Белую молнию»? Там еще Берт Рейнольдс играет Крокодила Маккласки.
— Я мало хожу в кино.
Она вздохнула, как показалось Кену, с облегчением.
— На самом деле роль у меня была совсем маленькая…
— Ха! — перебил Чак. — Ты там плясала с голой грудью на столе! — Он похотливо присвистнул. — Не такая уж и маленькая… Ого-го!
Кен едва удержался от резкого ответа.
— А другие роли? — спросил он Мону.
— Ну… еще одна такая же в «Последней подробности» с Николсоном. Тоже сцена в баре.
— Но ты наверняка чувствуешь, что твой потенциал куда шире…
— Конечно! Я так рада, что ты меня понимаешь, Кен!
— Вот ты и снова в Роквилле… — вздохнул он. — Надолго?
— Не знаю.
— Что собираешься делать?
— Не знаю, — повторила она.
— А что ты знаешь, Мона Джей?
Она широко раскинула руки и задрала голову.
— Я здесь!
Кен поневоле расхохотался.
— Ты права, этого вполне достаточно.
— Уси-пуси, — насмешливо просюсюкал Чак. — Ну прямо голубки. Я счастлив за вас, дети цветов, но нам с Бонни пора валить из твоей проклятой страны Оз, набитой железяками — по дороге из желтого кирпича в реальный мир!
Он затолкал Бонни в «плимут» и повернул ключ зажигания.
Вентиляторный ремень лопнул с таким шумом, как будто поваленное дерево рухнуло на железную крышу.
Чак поспешно заглушил мотор и высунулся из окна.
— Эй, чумазый! Посмотри, что там стряслось, и сделай все как надо, да поживее! Я не могу тут до ночи ошиваться! Давай шевелись, я заплачу, не бойся.
Кеп не спеша направился в ветхий гараж, возвышавшийся среди сотен заросших сорняками автомобильных останков, словно одинокий рыцарь среди поверженных воинов (самым древним среди проржавевших остовов был «кайзер-виктория» 1949 года, а самым свежим — «пинто» семьдесят четвертого, попавший сюда после того, как миссис Стабблфилд, в очередной раз перебрав коктейлей в бридж-клубе, не вписалась в поворот). Вскоре Кен появился с новым приводным ремнем и гаечным ключом, и через пару минут поломка была устранена.
Чак снова завел машину, но, прежде чем уехать, снова высунулся в окно. Вытянув из кармана несколько долларовых купюр, он швырнул их на дорогу.
— Эй, паренек, держи! Сдачу оставь себе, отдашь в пенсионный фонд. Тебе он понадобится, потому что ты так и состаришься на своей никудышной работенке, как твой психованный дружок Риз. Если раньше не проломишь себе голову!
«Плимут» рванул с места, подняв тучу пыли, из которой донесся свинский хохот Чака.
Как жаль, что в мире могут существовать такие, как он, подумал Кен.
И тут же одернул себя.
Такие мысли — не для него, они опасны.
Очень опасны.
Мона Джей с отвращением плюнула вслед удалявшейся машине.
— Вижу, в Роквилле ничего не изменилось, — пробормотала она.
— Нет, изменилось, — возразил Кен. — Ты вернулась.