Луна обволакивала снежную пустыню загадочным холодным светом, особенно прозрачным в этих полярных краях. На голубоватом снегу, словно тонкая вязь рисунка на листе бумаги, виднелись чёткие следы. Следы и изредка капли крови.
Медвежонок тихо поскуливал. Фрам прикрыл его мордочку лапой. Тот понял и замолчал.
Фрам бесшумно подкрадывался, гибко и упруго ступая по снегу. Так подбираются к добыче бенгальские тигры.
Потом Фрам усадил медвежонка на снег и, потёршись носом о его мордочку, шёпотом проурчал примерно следующее:
«Сиди смирно, малыш! Ни звука. Жди меня тут!.. Не будь я Фрам, если не задам ему перцу!..»
Понял или не понял Егоза урчание Фрама, сказать трудно. Как, впрочем, трудно ручаться, что Фрам сказал именно это слово в слово.
Но во всяком случае медвежонок застыл на месте и затаил дыхание. Сердчишко у него заколотилось.
Фрам обогнул отвесную скалу и совершенно неожиданно появился перед медведем-убийцей. Он специально подкрадывался с подветренной стороны, чтобы запах его не выдал. Убийца поднял глаза и скорее удивлённо, чем рассерженно, замотал головой. Потом нехотя зарычал, может быть выражая презрение к Фраму.
Он видел, что внезапно появившийся соперник просто изголодавшийся неудачник, облезлый и тощий: сам-то он был мощным и сытым и совсем недавно доказал свою силу. Ему сейчас вовсе не хотелось опять начинать драку, да ещё с таким дохлым медведем.
Глухо рыча, медведь велел Фраму убираться подобру-поздорову. Пускай этот заморыш считает себя счастливчиком, что дёшево отделался, застав его в хорошем настроении. Но Фрам, казалось, не понял угрозы. Он шёл навстречу молча; не рычал, но и не выказывал робости. Он приближался медленно, потирая передние лапы и хлопая ими как на арене цирка, когда вызывал желающих помериться с ним силой.
Такой наглости и зазнайства медведь-убийца ещё не встречал. Что ж, решил он, придётся наказать заморыша за неслыханную дерзость.
Он рванулся с места и, как ядром, нацелился головой прямо в брюхо соперника. Этот безотказный приём всегда сбивал врага с ног. На это он и рассчитывал. Но на этот раз ядро не встретило цели,— удар пришёлся в пустоту. Фрам завертелся, как волчок, почти не сходя с места.
Теперь он стоял и ждал.
Убийца ткнулся мордой в сугроб.
Он тут же вскочил. Отряхнулся. Гневно воя, встал во весь рост и пошёл на противника, чтобы крепко сжать его в медвежьем объятии, впиться ему в горло и перегрызть его.
Фрам подпустил его поближе. Отступая, он притворился испуганным. И вдруг снизу вверх стукнул медведя по челюсти. Бац! И медведь-убийца прикусил себе клыками язык. От боли и злобы он света белого невзвидел. Рявкнул, выбросил лапы вперёд, чтобы схватить Фрама за горло. Подножка, толчок коленом в брюхо, и убийца опять ткнулся в снег. Фрам вскочил ему на спину, уцепился обеими лапами за загривок и не спеша, размеренно принялся тыкать убийцу носом в снег.
Дикарь вырывался, выл, пробовал встать, стряхнуть с себя Фрама. Но от ударов он дурел, снег набивался ему в пасть — сплошной звон стоял в голове.
Медвежонок недоуменно следил за этим странным поединком. Потом он осмелел и, рыча, бросился на медведя; он кусал его, вырывал клочки меха... Медвежонку не терпелось увидеть обидчика неподвижно распростёртым на льду. Он хотел, чтобы участь медведицы-мамы не миновала и убийцу.
Но Фрам вовсе не собирался убивать медведя. Он задумал наказать его так, чтобы тому неповадно было когда-либо впредь нападать на медведиц-матерей, оставлять малышей сиротами. Фрам решил «укоротить» ему клыки и вполне преуспел в этом деле.
Сочтя свой долг выполненным, Фрам отпустил медведя. Но тот сразу же попытался укусить его. Тогда Фрам крутанул его, и тот шмякнулся о выступ скалы.
Убийца зашатался, но, придя в себя, зарычал и снова ринулся в бой.
Фраму пришлось повторить этот приём трижды, пока дикарь наконец не отказался от драки.
Он лежал на снегу, тёр лапами окровавленную морду и ревел, не понимая, что с ним произошло.
Фрам подозвал медвежонка, и они ушли.
Вслед им долго неслись рёв и стоны медведя с разбитой челюстью.
Фрам будто не слышал их. По его разумению, он поступил справедливо. Но семенивший рядом с ним удивлённый медвежонок, казалось, так и хотел опросить:
«Почему ты его не убил, как он убил мою маму? Что это за бой? И какой ты медведь? Никогда ничего похожего я не видел!..»
Вдруг Егоза вскинул мордочку, жадно втянул ноздрями воздух и радостно заурчал.
«Что случилось? — спросил Фрам, ласково подталкивая его мордой,— К чему это ты принюхиваешься?»
«Ой, как вкусно!.. Мясо!.. Сало!» — отвечал Егоза,
Медвежонок был лучше Фрама приспособлен к вольной и опасной жизни ледяных пустынь. Он быстрее ловил в воздухе запах дичи, раньше чуял опасность. Обоняние Фрама было слабее, и оно нередко подводило его. Запахи сотни разных животных в зверинце и цирке притупили его нюх.
Фрам брёл, задумчиво покачивая головой. Он знал, что не сможет охотиться на тюленей. Медвежонок торопил Фрама, теребя зубами его длинный мех:
«Скорей, скорей! А то нас опередят другие! Не пойму, что ты за медведь!»
Почувствовав запах совсем близко, Егоза помчался вперёд. Он спотыкался, падал и снова вскакивал. Тонкий нюх действительно не обманул его...
На скалистой прибрежной полосе они нашли замёрзшую моржовую тушу. Видно, кто-то припрятал здесь свою добычу. Вторая туша лежала в пещере. Обе едва начатые. Обглоданы только голова и шея. Это была зимняя провизия запасливого и бережливого медведя.
«Кажется, мы набрели на кладовую Щербатого! — весело проурчал Фрам.— Вот так удача! На ночь — то есть на зиму — нам с тобой хватит с избытком».
Медвежонок не стал дожидаться приглашения. Маленькими, молочными зубами он силился прорвать толстую, замёрзшую, гладкую шкуру моржа. Но зубы скользили, как по стеклу. И малыш, урча, снова и снова принимался за дело. Он карабкался то на одну, то на другую тушу — недаром Фрам прозвал его Егозой!
От обиды и жадности медвежонок рычал, сопел, кряхтел. По его возне и шуму можно было подумать, что он намерен в один присест проглотить обе моржовые туши — огромные горы мяса и сала. Но вцепиться в тушу ему никак не удавалось, и он то и дело скатывался в снег.
«Вот так история! — проурчал Егоза, сев на задик и глядя на Фрама,— Научи меня, как быть! У меня что-то ничего не выходит...»
Огорчённый вид и озорная мордашка медвежонка очень понравились Фраму, и он решил научить малыша одной людской хитрости: в будущем она могла ему пригодиться.
Фрам оторвал от моржовой туши два обледенелых и твёрдых, словно камни, куска мяса. Потом он улёгся на них, согревая своим теплом. Медвежонок ничего не понимал. Он бегал вокруг и пытался просунуть мордочку под брюхо Фраму. Первый раз он видел медведя-наседку.
Немного погодя Фрам вытащил из-под себя два мягких, тёплых куска мяса. Егоза признал честно и напрямик, что его старший друг не только силач и добряк, но ещё и такой хитрец, каких отродясь не видывали в стране белых медведей.
Оба наелись до отвала. Облизав мордочку, Егоза вопросительно поднял глаза.
«Ну, куда теперь?»
Однако, урок ещё не кончился. Фрам хотел ещё кое-что показать малышу.
Он залез в пещеру и осмотрел её как следует. Это была удобная берлога и для них самих и для хранения запасов. С трудом подтащив вторую тушу к первой, Фрам сложил их в глубине пещеры. Потом нашёл и привалил к входу большую ледяную глыбу. Теперь у них была дверь.
Кончив, Фрам отряхнул лапы и довольно проурчал:
«Пора спать... Гляди-ка, луна садится!»
«А я не хочу!» — возразил Егоза.
«Хочешь не хочешь, пока ты со мной, моё слово — закон! Запомни это раз и навсегда!..»
Проговорив эти слова по-своему, по-медвежьи, Фрам схватил Егозу за шиворот, залез с ним, пятясь задом, в пещеру и задвинул дверь-льдину.
Через пять минут медвежонок уже спал, посапывая и уткнувшись мордочкой в бок Фрама.