Видя, что Купша не отвечает, Викторица толкнула его коленом в спину.
— Ты что, язык проглотил? Скажи и ты чего-нибудь, дурачок, а то погибнем здесь от холода!
— Я живу в общежитии! — ответил Купша, не глядя на нее.
— В общежитии? Ты переехал? И много вас в комнате?
— Много, — буркнул он.
— Если бы я работала на автогене, включила бы аппарат и погрелась бы! — проговорила с сожалением Викторица, присаживаясь на корточки рядом с Купшей. — Совсем старые у тебя ботинки! — сказала она. — Тебе в них не холодно, Купша?
— Нет! — еще более мрачно буркнул тот.
Викторица взглянула на Купшу и закатилась долгим звонким смехом.
— Дурачок! — проговорила она и хотела было вновь нахлобучить ему на глаза шапку, но тот ожидал этого, быстро сдернул шапку с головы и лукаво посмотрел на Викторицу.
— А в кино ты был когда-нибудь? — спросила она.
— В каком? — переспросил Купша.
— Да в любом. Я вообще спрашиваю… Когда ты первый раз видел кино?
— Значит, — стал соображать Купша, — в первый раз я ходил… Был я раньше в Сигете, ходил, когда еще был не женатым, потом в Байя-Спире, когда не было еще столько народу…
— А в театр ты ходил?
— В театр? Пока я здесь, все как-то не доводилось…
— А там, у вас, ходил? Ну, в этой, Байя-Спире?
— В Байя-Спире, где ходят кошки холостые! — вдруг неожиданно громко рассмеялся он и слегка хлопнул Викторицу по спине.
— Дурачок! Немой! — засмеялась она вместе с ним и снова спросила: — Ну скажи, Купша!
— Чего? — отозвался он.
— Я тебя спрашивала, был ли ты в театре там, у себя? — повторила она несколько нетерпеливо, думая, что он не понимает.
Купша на минуту задумался и потом медленно ответил, глядя в сторону:
— Ну, и там я не был… Только у нас в селе свой театр есть…
— Какой же это театр? — спросила Викторица без особого интереса.
Купша не ответил и стал насвистывать плясовую мелодию. Но так как он до бесконечности повторял одну музыкальную фразу, это наскучило девушке.
— Замолчи, не играй на нервах! — сказала она через некоторое время. — Давай лучше поговорим… И что это никто больше не приходит?
— До половины седьмого никого из наших не жди, разве только Аника придет, да и она, наверное…
— Сдается мне, что нравится тебе эта Аника, — проговорила Викторица, сидевшая на корточках около батареи.
Купша не отозвался, и она продолжала:
— Я ничего не хочу сказать плохого. Мне кажется, что из вас хорошая пара получится. Только она выше тебя, и когда будете драться, она тебе на голову будет плевать.
— Какая пара? — переспросил Купша, тяжело и раздельно выдавливая из себя слова, будто ему что-то угрожало и он готовился к защите. — У меня дома есть жена и дети.
— Подумаешь, какое дело — есть жена. Можешь здесь взять другую. Ты думаешь, что твоя жена дура и спит по ночам с твоей фотокарточкой?
Купша мотнул головой. Викторица поняла, что он расстроился, и принялась нахлобучивать ему шапку, толкать коленками, стараясь как-нибудь развеселить его. Викторица все время смеялась, и ее чистый смех вился тонкой блестящей ниточкой. Купша схватил ее за руки, стиснул их и уставился ей в лицо сердитыми глазами, над которыми нависли черные блестящие брови.
— А ну, отпусти!.. — негромко крикнула она, все еще смеясь. — Какого черта! Думаешь, что за плуг держишься, дуралей? — еще раз крикнула она уже срывающимся голосом, но как только Купша отпустил ее руки, она вновь принялась тормошить его, поглядывая, не идут ли рабочие. — Что же это Аника не приходит? — спросила она через некоторое время.
— Придет, — отозвался он, — еще половины седьмого нет.
— Чего это время так медленно идет, словно кляча тащится? — Викторица вдруг сладко зевнула, издав звук, похожий на мяуканье. — Если не начнем работать, то я лучше домой пойду… Сыта я по горло этой работой! Посмотри, все руки обгорели! — Викторица выставила перед ним на мгновение свои ладони. — Разве это занятие для настоящей женщины?
— А почему это ты, — засмеялся Купша, — настоящая женщина?
Викторица быстро, словно птичка, глянула по сторонам и мгновенно отвесила Купше две оплеухи, так что он даже свалился со своего кирпича.
— Видишь, что я настоящая женщина, дурачок? — воскликнула она своим звонким голосом, в то время как Купша поднимался с земли. — Научись разговаривать с барышней! Говорить я с тобой говорю, а руки для поцелуя не протяну, деревенский дурак!